Естественный отбор - Александр Звягинцев

Последние два дня они со Скифом не разлучались.

Отец водил дочь за ручку, словно пятилетнюю, и разговаривал, разговаривал… Удивительно, но по умненьким глазам Ники было заметно, что она его понимала.

* * *

В фирменном поезде Минск — Москва были не только целы, но и вымыты все стекла. Везде чистые скатерти и салфеточки, а на столике в купе лежала горка сахара в обертке и печенье к чаю.

— Проедемся, как люди, — сказал Лопа, усаживаясь на застеленную постель. — Я такого сервиса давно не видел.

— Ты еще за границей не был, — сказал Скиф.

— Зато я двадцать пять лет там пробыл, — вмешался Засечный, — да что толку? В Мозамбике тебе никто чистую простынку не постелет.

До самой Москвы их никто не побеспокоил, границу миновали незаметно.

Утром перед самым прибытием по радио шли последние известия. Засечный ворвался в купе с недобритыми щеками:

— Включайте радио!

Все замерли, слушая голос диктора, искаженный надоедливым потрескиванием:

«…вчера ночью на автодороге Почайск — Сухиничи были найдены мертвыми священнослужитель и монах из близлежащего монастыря. На телах жертв преступления имеются многочисленные огнестрельные ранения. Убийства совершены из оружия югославского производства. Ведется следствие…»

— Сима, гад! — матюгнулся Засечный.

— Сима у Ворона в зиндане, как в швейцарском банке, — тихо сказал Скиф. — Вертухаи у деда вышколенные, как псы лагерные, не выпустят.

— Тогда походинские ублюдки, — встрял Лопа.

— Старший Походин, если верить Чугуеву, в Швейцарии бока зализывает, младший навсегда упокоился в полесской глухомани, — пожал плечами Скиф.

— Сашку-то Алексеева и попа Мирослава убивать зачем? — спросил Засечный. — Они же ни во что не замешаны.

— Значит, есть какой-то тут смысл, — недобро усмехнулся Скиф. — Похоже, мужики, мы с вами разменные пешки в чьей-то ба-а-альшой игре. А вот в чьей, не пойму, но чую — в большой… И не Походин в ней сольную партию выводит…

— А кто? — поинтересовался Засечный.

— Смотри, Семен, походинские бандюги могли ведь нас тормознуть, пока мы в Калугу ездили, так? И пока по Украине мотались, могли… Не тронули. Значит, на Походина наезд идет. Кому-то надо было нашими руками его цыпленка придушить. А вот кому, не врублюсь!..

— Правильно тебе советовал этот Чугуев, — завелся Засечный. — Из Москвы нужно драпать по бездорожью куда глаза глядят, аж за Урал.

— Аню бы уберечь, — хмуро бросил Скиф. — Коль пошла такая рубка, они и ее жизнь на кон поставят.

Где-то на полдороге от Москвы до Смоленска удалось дозвониться до Ани. Слышимость была просто ужасная.

— Анечка, как хорошо, что я тебя застал! Собиралась на работу?

— Игоречек, милый! Не чаяла тебя услышать. Ты откуда?

— Издалека… Слушай меня, помнишь, как я учил тебя топать по следу?

Скиф напомнил ей о давнем разговоре, когда он обучал ее правилам примитивной конспирации: садиться только в третий по счету троллейбус, подолгу кружить по Кольцевой в метро, почаще прихорашиваться перед любым встречным зеркалом или витриной и посматривать, кто у тебя за спиной…

— Так вот, слушай!.. «Потопай» туда, где мы виделись в последний раз. Встань перед главным входом и жди меня там через три часа. Не забудь захватить паспорт, все деньги и отдать ключи своей больной соседке. Поняла? И никому ни слова о моем звонке.

— Поняла…

Аня поняла одно: она не должна ничего говорить и броситься с паспортом на Белорусский вокзал, чтобы встретить Скифа… и пойти с ним в ЗАГС, а затем уехать на край света. Иначе зачем паспорт?

…Она встречала их с цветами и радостной улыбкой. Но вместо долгожданного признания в любви и предложения руки и сердца получила карту Белоруссии с помеченным маршрутом до Лунинца, двести долларов и краткое напутствие.

Засечный вприпрыжку, как круглый мячик, принес из кассы билет, и вся троица буквально внесла ее в вагон отъезжающего поезда Москва — Брест.

* * *

Ни поцелуя, ни слова путного, ничего не объяснили. Втолкнули вот так, как куклу бесчувственную, абы с рук сбыть…

Горькая обида подкатила к горлу. Аня скомкала платочек и закрыла рот, чтобы не разреветься.

Соседка по купе, видная дама лет пятидесяти, участливо принесла ей чаю.

— Спасибо, — сказала Аня, не разжимая губ.

— Я доктор, — степенно представилась попутчица. — Поверьте мне, нет более бесполезного и губительного занятия, чем пережигать в себе пепел отлютовавшей беды. Поделитесь своим горем. Если не со мной, то с зеркалом. Поругайте обидчика, пожалейте себя. Выревитесь, как девчонка. Положитесь на мой опыт — полегчает.

Аня вытерла слезы и недоверчиво глянула на соседку.

— Ей-богу, он не стоит ваших слез.

— Стоит, — упрямо, как шестнадцатилетняя девчонка, пробубнила Аня. — Только не учите меня, я сама врач.

— Тогда поздравляю! Вы непременно будете вместе, вы сделаете его и себя счастливыми. У вас прочная установка на счастье.

Аня тяжело вздохнула и отвернулась к окну. «Зыбко земное счастье…» — подумала она и вспомнила Лешу Белова.

А ведь это она не Лешу, а Скифа в нем полюбила. Это Скиф в лихой десантной форме заезжал к ним домой с подарками и письмами от отца. Тогда ей и десяти еще не было. Это Скиф глядел на нее со всех фотографий на стенах рядом с отцом. А Леша Белов был просто чем-то похож на него и всегда открыто ему подражал…

После Афганистана Леша сильно изменился. Почернел лицом, похудел. Частенько повторял ей: «Хорошо, что у нас нет детей»… И чего тут хорошего? Но ему другое виделось… То же самое повторил он ей перед вылетом в Чечню. Наверное, то же самое сказал сам себе, когда его роту оставили на смерть в Грозном.

Ане говорили, Леша мог вырваться из окружения, но он усадил на свое место в бронетранспортере раненых…

Она снова поплакала немножко, потом успокоилась и вытащила на свет фото Ники, которую уже сейчас полюбила за брови Скифа…

«Там Ника, — только и сказали ей вместо прощания. — Береги сироту…»

На обратной стороне фотокарточки была короткая надпись на немецком языке, выписанная круглым ученическим почерком. Аня поняла только одно слово «мама».

Она вспомнила, как люто возненавидела Ольгу в тот самый последний ее приход. Теперь же корила себя за черствость.

— Вот и чудненько, — снова отозвалась соседка по купе. — Стоит только дать волю эмоциям, как вы тут же забываете про горе. Давайте-ка лучше перекусим. На пустой желудок с любовной напастью не справиться.

* * *

Отправив Анну, Скиф, Засечный и Лопа тут же нашли лихача и покатили в крепость Ворона.