Приятный кошмар - Трейси Вульф

раз пил воду. Или, если уж на то пошло, пил и ел хоть что-то.

– Десять лет? – повторяю я. – Вы так долго были заперты в этом гобелене?

Его лицо становится задумчивым, когда он оглядывает меня с головы до ног. Сперва я думаю, что это из-за вопроса, который я ему задала, но затем он делает шаг вперед, протянув руку:

– Вот ты где, моя дорогая Клементина. Я давно тебя ждал.

– Давно? Может, десять лет? – сухо спрашиваю я. Но не пожимаю его руку. Можете назвать меня излишне подозрительной, но нечесаные типы, выскакивающие из гобеленов, не занимают высокого места в моем списке людей, которым можно доверять. Справедливости ради стоит заметить, что этот список никогда не был длинным и быстро сокращался еще до того, как появился этот тип.

– Возможно. – Он оглядывает лица всех остальных, но дольше всего его взгляд останавливается на Джуде. – Я рад видеть тебя, мой старый друг.

Я ожидаю, что Джуд будет так же сбит с толку, как и все мы, но он кажется из всех нас самым хладнокровным. А может быть, лучше было бы сказать – наименее обеспокоенным.

– Та картинка с мантикорами, играющими в покер была просто гениальна, – говорит он ему.

– В самом деле? – Мужчина смеется. – Жаль, что я не могу поставить это себе в заслугу. Это целиком была идея Клементины. Она умница. – Он улыбается мне, как учитель улыбается особенно блестящей ученице.

Я вообще не знаю, как на это реагировать, так что просто продолжаю наблюдать за ним. Справедливости ради стоит заметить, что мы все наблюдаем за ним.

Минуту спустя он говорит:

– Извините, я отойду на минутку.

– В этом погребе только одна комната, – говорю я ему. – Здесь не так уж много мест, куда можно было бы отойти.

Он только улыбается и, отойдя в угол, исчезает. Ну, не совсем исчезает. Точнее, он скрывается за туманной завесой.

Через несколько секунд слышится звук открываемого водопроводного крана.

– Какого. Хрена? – Саймон смотрит то на угол, загороженный туманной завесой, то на Джуда. – Кто, черт возьми, этот тип? И какого хрена он полощет там горло?

– Понятия не имею, – отвечает Джуд.

– Как это? Он же только что назвал тебя своим старым другом, – говорю ему я.

– Похоже, мы с ним делили этот погреб все последние десять лет. Что до того, кто он такой, то я понятия не имею. Думаю, он тот парень, который все это время управлял этим гобеленом. Когда я был маленьким, он изображал на нем смешные картинки, чтобы смешить меня. Когда я стал старше, они сделались уже не такими смешными. – Он пожимает плечами. – Кроме этого я не имею ни малейшего представления, кто он такой и что он там делал.

– Я могу назвать тебе одну вещь, которой он не делал, – замечает Эмбер, когда за туманной завесой включается душ. – Он не принимал душ.

Уж это точно.

– И тебе никогда не приходило в голову спросить его? – Похоже, Моцарт так же изумлена этим, как и я сама.

– По правде говоря, я его никогда не видел. Мне было известно только одно – что этот гобелен постоянно меняется. Насколько я знал, картинки на нем создавали сами кошмары.

– Знаете, что? Я в этом не участвую, – изрекает Иззи, подойдя к последней полке и потянув на себя банку, которая открывает верх погреба. – Позовите меня, когда он закончит приводить себя в порядок.

– Я иду с тобой, – говорит Моцарт.

Я смотрю, как Луис поднимается по лестнице вслед за ними и пытаюсь не паниковать при виде того, каким бледным и размытым выглядит сейчас Луис из будущего.

– Послушайте, что не так? – спрашивает Джуд, когда все, кроме Реми, поднимаются по лестнице.

Я не хочу высказывать этого вслух – определенно не здесь, где это может услышать Луис, – так что я просто качаю головой.

– Иногда то, что я вижу все и вся в трех версиях, ужасно мучает меня.

– Вероятно, я могу помочь тебе с этим, – предлагает Реми. – Когда я только что получил способность видеть будущее, я тоже не мог заблокировать его. Оно оставалось перед моими глазами все время, и из-за этого – как ты наверняка и сама знаешь – трудно что-либо делать.

– Очень трудно, – соглашаюсь я. Он определенно завладел моим вниманием.

И вниманием Джуда тоже, судя по тому, как внимательно он прислушивается к нашему разговору. Реми кивает, как будто он все понимает, потому что однозначно так оно и есть.

– И теперь я проделываю одну штуку, которая помогает мне блокировать то, что мне не хочется видеть. Если хочешь, я мог бы научить тебя, как это делать.

– Ты можешь научить меня, как перестать видеть всех в этом погребе в трех версиях одновременно? – спрашиваю я. – Да, конечно!

Он кивает, затем тянет меня за собой в угол, противоположный тому, который скрыт туманной завесой.

– Я предпочитаю думать об этом как о создании двери между мной и будущим, – поясняет он. – Двери, которую я могу открывать, когда и как захочу.

– Понятно. – Что ж, это звучит разумно. – И как ты это делаешь?

Он невесело смеется.

– На самом деле я никогда раньше никого не учил, как это делать, так что будь терпелива. Но я бы посоветовал тебе выбрать что-то или – раз речь идет о твоем случае – кого-то, кого ты видишь одновременно в прошлом, настоящем и будущем.

– Я вижу так всех, кроме Джуда.

– Ясно. Тогда ты могла бы начать с меня. – Он немного отходит назад, чтобы я могла лучше видеть все три его версии: Реми, которому на вид лет четырнадцать, нынешнего Реми и наконец Реми, выглядящему лет на тридцать.

– Ты видишь сейчас три версии меня, и я хочу, чтобы ты представила себе, как закрываешь дверь либо перед прошлой моей версией, либо перед будущей.

Я начинаю делать то, что он предлагает, ведь это кажется довольно легким делом. Но даже после четырех или пяти попыток у меня все так же ничего не выходит.

– У меня ничего не получается, – разочарованно говорю я.

– Пока, – уточняет он с улыбкой. – У тебя ничего не получается пока.

– Что в лоб, что по лбу.

Он смеется.

– Начни с малого.

– Я и так начинаю с малого. Этот метод не работает.

Он склоняет голову набок и несколько секунд пристально смотрит на меня. Затем спрашивает:

– Какого рода дверь ты себе представляешь?

– Не знаю. Просто дверь.

– Этого недостаточно. Чтобы этот метод работал, ты должна точно знать, как выглядит дверь, которую ты закрываешь. Черная с затейливой резьбой? Коричневая