Приятный кошмар - Трейси Вульф

общаться с людьми. Что же до того, почему мои друзья отправили на мои поиски самонаводящийся шторм, то дело в том, что у меня не было возможности дать им о себе знать целых семнадцать лет. Думаю, им надоело искать меня обычными путями.

– Семнадцать лет? – повторяю я, подозрительно сощурив глаза. – Мне показалось, что в гобелене вы, по вашим словам, были заключены десять лет?

– Это долгая история, и я пока не готов об этом говорить. Само собой разумеется, что к этому приложила руку твоя тетя Камилла.

– Тетя? – с недоумением повторяет Луис. – Я не уверен, что вы такой уж хороший оракул, приятель. Камилла – это ее мать.

– Так ли это? – На его лице мелькает ярость, но исчезает так быстро, что я не уверена, не почудилась ли она мне.

Мне хочется спросить его, откуда он это знает, если сама я выяснила это только сейчас. Но я не хочу заводить об этом речь при всех – тем более что я еще не рассказала об этом даже моей паре, – поэтому я прикусываю язык, даже когда Анри подходит ко мне ближе.

– Не могла бы ты уделить минутку старому оракулу, Клементина?

– Думаю, это зависит от того, для чего вам нужна эта минутка, – отвечаю я, приподняв брови.

– Могу ли я пожать твою руку? – Он протягивает мне свою – и это либо жест, выражающий его расположение ко мне, либо ловушка. Но раз при этом он ни о чем меня не попросит и не делает попытки заключить со мной какую-то сделку, мне следует исходить из предположения, что это все-таки первое. Возможно.

Но как только его ладонь касается моей, мое сознание заполняет образ моей матери – матери, которая меня родила. Она на сносях, держит одну руку на своем животе и, отступив назад, любуется фреской, которую она только что написала на стене спальни.

Эта фреска – мое имя, и каждая его буква заполнена изображениями волшебных, фантастических вещей. Мне хорошо знакома эта фреска – она украшала стену моей спальни на протяжении почти десяти лет, пока мы в конечном счете не закрасили ее. Но я понятия не имела, что ее написала для меня моя родная мать.

Моя нижняя губа начинает дрожать, но я прикусываю ее. Я ни за что не позволю себе расклеиться из-за этого сейчас – только не в присутствии этого чужака.

– Я прошу прощения за то, что так резко показал тебе правду, – говорит он мне. – Однако оракулы должны разбираться со своими собственными проблемами прежде, чем пытаться принести пользу другим.

– Как это может быть вашими проблемами? – спрашиваю я. – Ведь она была моей матерью.

– Верно подмечено. – Он чуть заметно кивает. – И это заставляет тебя задуматься, не так ли?

В любое другое время да, наверняка. Но сейчас? Я устала стараться во всем разобраться и еще больше устала узнавать то, что переворачивает мой мир вверх дном. Поэтому вместо того, чтобы строить догадки относительно того, что он имеет в виду, я довольствуюсь тем, что знаю наверняка.

– Я не оракул, – говорю я ему. – Я мантикора.

– А ты в этом уверена? – Он вопросительно наклоняет голову набок. – Потому что…

Он резко замолкает, когда снаружи, прямо возле дверей погреба раздаются пронзительные скрипучие звуки.

– Черт! – Джуд немедля начинает действовать и хватает гобелен. – Реми, нам надо убраться отсюда прямо сейчас.

Но Реми уже готов. Он открывает портал в тот самый момент, когда жуткое змееподобное чудовище, от которого Луису и мне пришлось отбиваться в подземелье, срывает двери погреба с их петель.

– Подождите! Разве мы не должны сразиться с ним? – недоуменно спрашивает Эмбер. – Я думала, в этом и состояла цель восстановления этого чертова гобелена.

– Да, мы должны это сделать, – соглашается Джуд, вталкивая всех в портал, включая Анри. – Просто, по-моему, этот крошечный погреб – неподходящее место для того, чтобы сражаться.

Я не могу не согласиться с ним. В погребе некуда деться от этой твари – если она встанет в его середине, то ее змеиные руки смогут дотянуться до всех четырех его углов и до всего, что находится между ними.

Я ныряю в портал за долю секунды до того, как один из этих пальцев-змей вцепляется в меня, и выхожу из портала в танцзал две секунды спустя сама не своя от облегчения. Во всяком случае, до тех пор, пока не врезаюсь в спину Луиса.

– Эй, какого чер… – Я осекаюсь, когда до меня доходит, на что он смотрит. На что смотрят все.

Танцзал кишит чудовищами, одно страшнее другого.

Глава 91

Схватка с чудовищами

– Это что, худший из кошмаров Кафки? – ворчит Иззи, когда мы выходим из портала прямиком в ад.

Теперь, когда шторм миновал, то, что мы видим здесь, представляет собой прямой контраст безмятежной погоде, стоящей за окнами, где воздух душист и свеж, где заходит солнце и где звенит песня дрозда-отшельника.

– Забудь Кафку, – рычу я, быстро пятясь в отчаянной попытке спастись от огромного чудовища, ростом в восемь футов, похожего на таракана, с громадными клешнями на конце каждой из лап и двумя гигантскими иглами, торчащими из пасти.

Больше всего меня пугают именно эти иглы. Что в них содержится и что они могут сделать со мной? Я истошно кричу, когда эта тварь быстро мчится прямо ко мне.

– Смени обличье, Клементина! – кричит Моцарт, пускаясь бежать. На ее спине тут же вырастают громадные крылья, и она взлетает в воздух как раз вовремя, чтобы избежать нападения двух огромных криклеров, которые нацелились на нее.

Она меняет обличье не полностью – этот танцзал недостаточно велик, чтобы по нему летал гигантский дракон, но ей это и не нужно. Она кружит под самым потолком, стреляя струями огня в заполнивших зал чудовищ, но, как и следовало ожидать, стараясь не задевать криклеров. Ведь нам совсем ни к чему, чтобы здесь появился криклер размером с внедорожник. Однако, в отличие от криклеров, остальные чудовища явно не обладают способностью увеличиваться в размерах от соприкосновения с пламенем, так что, когда драконий огонь Моцарт попадает в гигантского таракана, он с шипением опрокидывается на пол.

Сперва мне кажется, что он ранен, но затем я вижу, что его брюхо состоит из какого-то огнеупорного металла. Ведь именно это и нужно миру от гигантского таракана – нужно, чтобы его еще труднее было убить. Пожалуй, это что-то новенькое по части воплощенных кошмаров.

Между тем Саймон зигзагами бегает по залу, держа в каждой руке по ножу, позаимствованному