Приятный кошмар - Трейси Вульф

деревянная с глазком? Белая с висящим на ней маленьким веночком? Как ты вообще можешь рассчитывать, что сможешь закрыть дверь, если не знаешь, как она выглядит.

С минуту я думаю о том, что он сказал, затем закрываю глаза и пытаюсь сделать, как он просит. Но всякий раз, когда я пытаюсь представить себе простую белую дверь, мое сознание заменяет ее окном – и не абы каким, а витражным с тремя различными цветами. Красным, лиловым и зеленым.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что каждый из этих цветов должен соответствовать определенному периоду времени, так что я произвольно решаю, что красный у меня будет соответствовать прошлому, лиловый – настоящему, а зеленый – будущему.

А затем пытаюсь закрыть это окно так, чтобы стали не видны все три версии Реми.

На это уходит несколько попыток, но в конечном итоге мне удается сделать так, чтобы не видеть его совсем, – то есть я могу заблокировать нынешнего Реми так же легко, как прошлого или будущего. И всякий раз, чтобы увидеть одного из них снова, я приоткрываю соответствующую часть моего окна.

– У тебя получилось! – восклицает Реми, когда я пытаюсь объяснить ему, что я сделала. – Это блестяще.

– Спасибо, – благодарю его я, когда звук работающего душа наконец затихает.

Джуд зовет остальных. И, когда они начинают спускаться по лестнице, я поворачиваюсь к ним и пытаюсь проделать то же самое, что только что проделала с Реми. Это требует чуть больших усилий – для каждого из них требуется свое собственное окно, – но в конечном итоге у меня все получается, так что теперь я вижу только нынешнюю версию каждого из них.

Это потрясающее чувство – как будто ужасную сенсорную перегрузку, изводившую меня, просто отключили. Я еще никогда в жизни никому не была так благодарна.

Поблагодарив Реми еще раз, и прижимаюсь к Джуду, и в этот момент раздается звук работающей электробритвы.

– Какого черта? – говорит Луис, и на лице его отражается недоумение.

– Гигиена прежде всего, – отзывается Джуд с улыбкой – с настоящей полноценной улыбкой, от которого по моему телу разбегаются электрические искры.

Да, я совершенно точно могла бы привыкнуть к этому новому Джуду.

Я поворачиваюсь к Реми, желая еще раз поблагодарить его за то, что он научил меня оставаться сфокусированной на настоящем, когда речь идет о моих друзьях. Но, повернувшись к нему, я обнаруживаю, что он тут не один.

Глава 90

Вот идет сын

Прямо за спиной Реми появилась мерцающая сущность, парнишка лет семнадцати, одетый в джинсы и поношенную черную футболку. Он высок – так же высок, как Джуд, но не так мускулист, – с черными волосами торчком, серьгами-гвоздиками в ушах и россыпью веснушек на носу.

Заметив, что я смотрю на него, он широко улыбается.

Инстинктивно я подхожу к нему ближе и замечаю, что у него разные глаза – один голубой, а другой серебристо-зеленый. И тут до меня доходит еще кое-что – я вижу его полностью в цвете в отличие от большинства других мерцающих сущностей, которые предстают передо мной частично черно-белыми. И не только это – я к тому же осознаю, что видела его и раньше, два раза. Это мальчик, которого я видела сначала в подземелье, а потом снова, уже немного подросшего, на центральной аллее под дождем, когда он был одет в пижаму с изображением тираннозавров.

Я поднимаю руку, чтобы помахать ему, и его улыбка становится еще шире.

– Похоже, ты нашла его, – говорит он мне, быстро вскинув брови.

– Кого? – недоуменно спрашиваю я.

– Ясен пень, отца. – Он кивком показывает на Джуда и на мужчину из гобелена, который только что вышел из-за своей туманной завесы.

На секунду меня парализует шок, и я шепчу:

– Как тебя зовут?

Хотя это казалось мне невозможным, его улыбка делается еще шире.

– Китс. Я был назван так в честь того самого поэта. Ну, знаешь, о нем шла речь на уроке, с которого все и началось. – Затем он машет рукой и исчезает.

– Простите, но у меня очень долго не было возможности привести себя в порядок. И должен признаться, что кожа у меня на лице стала ужасно сухой, – говорит тип из гобелена, пока я потрясенно смотрю туда, где только что стоял Китс. – Ни у кого из вас случайно нет лосьона после бритья? Он бы мне очень пригодился.

Мне хочется рассказать Джуду, что произошло, но я знаю, что для этого еще будет время. Поэтому я поворачиваюсь к мужчине из гобелена и удивленно моргаю, потому что он выглядит совсем, совсем не так, как тот, который явился сюда несколько минут назад.

Куда подевались его нечесаные космы – их сменила стильная стрижка «тейпер». Грязная выцветшая домашняя куртка уступила место деловому костюму-тройке в тонкую белую полоску с ярко-розовым галстуком с тканым узором, а место старых домашних тапочек заняли броги с декоративными вставками. О, и от его бороды не осталось и следа.

Я не знаю, как ему удалось проделать все это за пятнадцать минут, находясь в углу погреба, но магия есть магия не просто так.

– Спасибо за терпение, – говорит он нам с благодушной улыбкой, но я не могу избавиться от неловкого ощущения, что в основном он смотрит на меня.

И я не единственная, кто это заметил. Джуд явно уловил это тоже, и, хотя он и не делает никаких комментариев, но становится так, чтобы немного заслонить меня.

Мужчина из гобелена замечает это, и на лице его появляется чуть заметная недовольная гримаса. Что заставляет меня еще больше ценить стремление Джуда меня защитить. Если этот тип и впрямь полон благих намерений, то почему ему есть дело до того, где стоит моя пара?

Иззи, которой надоело его молчание, говорит:

– Так вы вообще собираетесь сказать нам, кто вы такой, или мы так и должны теряться в догадках?

– Не говоря уже о том, почему ваши друзья решили, что наслать на нас этот шторм было хорошей идеей? – добавляет Моцарт.

– Нет, вам не придется гадать, – отвечает он, слегка улыбнувшись. – Я Анри, Оракул Монро.

– Оракул? – впервые подает голос Реми. В его тоне звучит сомнение, но, когда я смотрю на него, его лицо ничего не выражает, что совершенно на него непохоже. – Вы оракул?

– Да, он самый. – Он учтиво снимает стильную шляпу, появившуюся на его голове ниоткуда, затем опять надевает ее. – И, если вначале я проявил невежливость, прошу вас простить меня. Мне очень давно не доводилось