Деникин - Георгий Ипполитов

Наличие 32 тысяч поляков против правого фланга Южного фронта Деникин, в силу причин сугубо политических, никак не мог отнести к своему активу: с петлюровцами он сам вел борьбу.

Белые ниточкой растянулись на обширном фронте. Резервов не было, войска измотаны, боевая слаженность не выдерживает критики, сплошные проблемы со снабжением. Это при том, что тыловые склады ломятся от поставленной союзниками амуниции, но в тылу воруют! Прямо какая-то оргия казнокрадства. «Кому война, кому мать родна…»

Разложение коснулось и высших военачальников. Командующий Добровольческой армией генерал-лейтенант Владимир Зенонович Май-Маевский, мечтавший въехать на белом коне в Белокаменную, банально… спивался! Это к нему устроился адъютантом большевик Павел Васильевич Макаров (капитан Кольцов в фильме «Адъютант его превосходительства»).

Большевистское руководство уделяло самое пристальное внимание укреплению Южного фронта. С сентября до октября 1919 года он получил около 50 тысяч человек. Кроме того, благодаря продуманной организаторской и политической работе, к концу 1919 года в ряды Красной Армии на всех фронтах в строй вернулось 775 тысяч красноармейцев-дезертиров. Это при том, что всего в годы Гражданской войны в Красной Армии насчитывалось 1–1,5 млн дезертиров.

Командование Красной Армии удачно выбрало направление главного удара как в военном, так и политическом отношении — орловско-курское направление.

Троцкий вспоминал:

«…Я требовал, чтобы первым ударом отрезали добровольцев от казаков, и предоставив казаков самим себе, сосредоточили главные силы против Добровольческой армии. Главное направление удара приходилось по этому плану, не с Волги на Кубань, а от Воронежа на Харьков и Донецкий бассейн. Крестьянское и рабочее население в этой полосе, отделяющей Северный Кавказ от Украины, было целиком на стороне Красной Армии. Продвигаясь по этому направлению, Красная Армия входила бы, как нож в масло. Казаки оставались бы на местах, чтоб охранять свои границы от чужаков, но мы их не трогали бы. Вопрос о казачестве оставался бы самостоятельной задачей, не столько военной, столько политической. Но нужно было прежде всего стратегически отделить эту задачу от задачи разгрома Добровольческой армии Деникина. В конце концов был принят именно этот план, но лишь после того, как Деникин стал угрожать Туле, сдача которой была опаснее, чем сдача Москвы. Мы потеряли несколько месяцев, понесли много излишних жертв и пережили несколько крайне опасных недель…»

Что не говори, но обладал Лев Давидович не только политическим нюхом, но и удивительным военно-стратегическим чутьем…

Замыслы противника особенно беспокоили Деникина. Он четко определил, что планируемый главный удар красных преследовал стратегическую идею разобщения Донской армии и Добровольческой армии и разгрома последней. Здесь преследовалась и политическая цель — разъединение добровольчества и казачества. Красная Армия действовала в родственной пролетарской среде (Харьков, Донбасс), что обеспечивало ей мощную поддержку населения.

«Гром победы раздавайся!..»

Раздался! Для красных…

Генерал Деникин, учитывая расстановку сил и средств, развернул ожесточенные встречные сражения на пространстве между Днепром, Доном и Азовским морем. В результате в более чем тридцатидневных сражениях и боях ВСЮР потерпели серьезное поражение. Была утрачена территория общей площадью до 50 тысяч кв. километров, ряд крупных городов, в том числе Чернигов, Орел, Курск, Воронеж. Красные взяли в плен до 7700 солдат, офицеров, захватили 260 пулеметов, 41 орудие, 16 бронепоездов, огромное количество военного снаряжения.

Красная Армия захватила стратегическую инициативу и прочно удерживала ее. Положение белых критическое. Антон Иванович это признает в письме к жене от 31 октября 1919 года:

«Положение нелегкое и на внешнем и на внутреннем фронте — мы выдыхаемся несомненно…»

Но он предпринимает отчаянные попытки поправить его.

2 ноября 1919 года в Харькове в штабе Добровольческой армии главком ВСЮР собирает совещание. Он приказывает Май-Маевскому доложить обстановку: что с армией, почему она так неудержимо бежит? Где резервы?

Май-Маевский заявляет, что в оперативном отделении нет карты, она на вокзале. Там, по предположению штаба, должно было состояться совещание. Более часа совещание поджидает нарочного с картой. Это производит тягостное впечатление.

Доклад Май-Маевского, к смятению слушателей, вдруг обнаруживает, как поверхностно штаб армии знает обстановку. Из бессвязного доклада ясно только одно: фронт прорван, белые части откатываются, но где, какие — неизвестно. Резервов нет. Отправлено последнее пополнение — восемьсот штыков. Это катастрофа!

Несколько позже, в приватной беседе, генерал Май-Маевский скажет генералу Врангелю:

— Я считаю положение тяжелым и безвыходным. Причин много, объяснять я не буду.

Май-Маевский отстранен от должности и вызван в ставку, в Таганрог. Обратимся к воспоминаниям адъютанта его превосходительства, а по совместительству советскому разведчику Макарову.

«Улица, где жил Деникин, охранялась патрулями.

Приемная Деникина была обставлена мягкой мебелью. На стенах висели картины знаменитых художников и оперативная карта грандиозных размеров.

Деникин поздоровался с Май-Маевским самым дружеским образом и пригласил его в соседнюю комнату.

— Владимир Зенонович, мне неприятно было отозвать вас. Я долго не решался… У меня была мысль подчинить вам Врангеля… Но вы поймите меня, я это сделал в интересах нашего общего дела…

— Антон Иванович, разрешите мне выехать в Севастополь, где я буду жить…

— Пожалуйста, пожалуйста, с полным окладом жалованья. А теперь пойдемте посмотрим фронт.

Генералы углубились в карту.

— Владимир Зенонович, что вы думаете об общем положении фронта?

— Положение тяжелое. Единственный, по-моему, выход — сосредоточить распыленные части на Кубань и Крым…

— Что вы, Владимир Зенонович?! Отдать без боя занятую территорию?! Нет, я с этим не согласен.

— Другого выхода нет, — настаивал Май-Маевский. — От больших соединений остались небольшие группы, разбросанные на огромной территории. Надо предположить, что противнику с превосходящими силами нетрудно будет ликвидировать эти группы, отрезав их от своих баз и связи. Вы же сами говорите, что от многих частей не имеете сведений. Возможно, они окружены и участь их решена. Нужно еще учесть: армия состоит из крестьян и пленных, и у нас не столько потери, сколько дезертиры…

— Нет, Владимир Зенонович, вы не правы. К Кубани мы всегда можем отойти. Я постараюсь задержать наступление красных и перейти в контрнаступление.

— Антон Иванович, а как положение у Колчака?

— Он отступает быстрее нас. У него большой недостаток командного состава: унтер-офицеры командовали полками. Колчак просил у меня офицеров. Как хорошо, что я не послал их…»