Воды Дивных Островов - Уильям Моррис

– Ага, но мне кажется, я нашёл один выход, – сказал Стефан, – только это опасно.

Осберн встал и спросил:

– О чём это ты, перебежчик?

– Господин, – ответил слуга, – я расскажу тебе. Пять ночей тому назад я оделся, как одеваются жители Дальней долины, и взял скрипку, словно менестрель, а ты знаешь, что я неплохо щиплю струны и владею богатым запасом старых сказаний и стихов, хотя и не такой славный скальд, как ты. Так вот, через потайную дверь в углу юго-восточной башни, которую охраняет мой друг, я вышел ночью из замка и под покровом темноты ухитрился пройти вдоль рва так, что оказался к северо-западу от наших северных ворот, а там я как-то перебрался через ров, неглубокий в этом месте, к тому же и неохраняемый. Я отсиделся до утра, а затем позволил одному из стражей меня найти. Пихнув меня, он начал допрос, и я рассказал о себе, что придумал, а он поверил и повёл меня к своим друзьям. Их было пятеро, и они готовили завтрак. Меня накормили и попросили сыграть и спеть для развлечения. Я так и сделал, и им понравилось. Тогда один из них отвёл меня к западной части рва, и там я опять играл и пел. В общем, чтобы не быть многословным, в тот день я пел, пока не оказался на южной стороне осадного лагеря, и там вечером дал хорошее представление. Но утром я ушёл оттуда, а к концу дня опять вернулся к северо-западу, как раз туда, откуда и начиналось моё приключение. Там я нашёл того самого воина, что растолкал меня прошлым утром, мы разговорились, и он много что показал мне, в том числе и большую бастиду*, в которой, по его словам, живёт сам барон Дальней долины. Её слабо охраняли, и днём-то это неважно, но вот ночью, по мнению стражника, слишком опрометчиво барону держать рядом так мало людей.

И вот, пока мы так разговаривали, поднялся шум. И мы, и те, кто рядом с нами лежал на траве, повскакивали, и смотрим, идёт барон, ну мы и поклонились ему. Это тёмноволосый человек, скорее низенький, чем крупный, но жилистый и грубый, лицо у него проницательное и язвительное, и во всей его манере держаться есть что-то надменное. И волей случая он пошёл прямо к нам и остановился взглянуть на меня, словно заметив что-то необычное. Дело в том, что я был почти безоружен, только на поясе у меня висел маленький нож, а одет я был в чёрный плащ и котегардию* зелёного цвета с узором из веточек, вышитом блестящей нитью. За спиной у меня болтались скрипка и смычок. Мы со стражником низко поклонились барону, и он спросил моего приятеля:

– Этот высокий человек менестрель?

– Да, господин, – ответил тот.

Барон заметил:

– Судя по его росту, следует пожалеть, что на нём нет куртки, шлема да копья на плече. Что скажешь, невежа, может, поставить тебя в первые ряды среди рыцарей?

– Благородный лорд, – ответил тогда я, – боюсь, если случится мне идти в бой с копьём наперевес, то скоро ты увидишь, как я бегу, такие уж длинные у меня ноги. Я долговяз, к удовольствию вашей милости, но сердце у меня заячье.

Барон с неприязнью посмотрел на меня и произнёс:

– А язык-то у тебя лисий, и по чести сказать, я уж было решил передать тебя людям маршала-прохвоста, чтобы они посмотрели, чего смогут добиться от тебя кнутом. Эй, воин, отвечай, слышал ли ты, как он орудует смычком?

– Да, господин, – поклонился тот, – он неплохо играет для жителя холмов.

– Тогда испытаем его, играй перед нами, да смотри, получше, если хочешь сохранить шкуру на своей спине.

Я тут же взял скрипку в руки, и пусть я играл не в полную силу, но, по крайней мере, и не хуже, чем обычно. Когда скрипка смолкла, барон произнёс:

– Друг, сколько таких мелодий ты знаешь? И можешь ли ты петь?

– Нелегко будет сосчитать мелодии, известные мне, господин, – ответил я, – в некотором роде и петь я тоже умею.

Барон сказал воинам:

– Приведите этого человека ко мне часа за два до полуночи, и пусть он играет да поёт нам, и если мы не устанем, то пусть он расскажет нам одну из старых сказок. И получит от меня награду. А ты, в этот раз я не буду делать из тебя воина, хоть уж поверь, и не доверяю истории о заячьем сердце. Твои глаза говорят мне совсем другое.

Он развернулся и ушёл от нас. А мы весело провели время до назначенного часа, и помогло нам в этом моё менестрельское искусство да вино.

И вот я отправился к жилищу барона. Оно было небольшим, но завешено славными шпалерами на сюжет троянского цикла. Мне повезло, и я понравился лорду, ведь всё сыгранное и спетое тогда были почти лучшими из моего запаса. Барон пожаловал мне горсть серебряных монет, правда, я должен был поделиться с моим другом-часовым, одарить которого лорд позабыл. А ещё барон попросил меня прийти в тот же час и следующим вечером. Я так и сделал, весь день высматривая всё, что мог, в осадном лагере. Когда же во второй вечер, принесший мне больше серебра, я вышел вместе со своим другом из жилища лорда, я дал ему понять, что рано утром, что бы ни случилось, направлю свои стопы из лагеря в родные края. Это я сказал, чтобы не задавались вопросами, если не найдут меня утром, а ведь так и должно было случиться. И на этом мой длинный рассказ подходит к концу, добавлю только, что незадолго до полуночи я переполз через ров и прокрался к тайной дверце и моему другу, который и пустил меня в город. И вот я тут – жив и здоров. Что теперь скажешь, капитан, неужто только ради собственного развлечения затеял я эту опасную вылазку, выйдя сухим из воды?

Слушая рассказ, Осберн расхаживал взад и вперёд, теперь же он резко обернулся к Стефану и произнёс:

– Да, знаю. Ты хочешь сказать, что через день или два мы должны вдвоём под покровом тьмы пробраться к Большой Бастиде и выкрасть барона Дальней долины, чтобы принять его гостем в славном городе.

Стефан хлопнул в ладоши:

– Мудр же ты, дитя Ведермеля, но не столь опытен, как я. Мы оба пойдём, но не одни, а с четырьмя крепкими и бывалыми воинами – не жителями Дола, ибо они слишком просты и им недостаёт изворотливости. По правде сказать, я уже выбрал их и рассказал им весь план, и они горят от нетерпения приступить к делу.

– Хорошо, – согласился Осберн, – и как же мы пойдём? Ты ведь не привык медлить. Но скажи, кто ещё об этом знает?

Стефан ответил:

– Завтра вечером в назначенное время, и я попросил моего друга, стража потайной двери, привести человек двадцать хорошо вооружённых воинов к тому часу, когда мы должны будем постучать в дверь с нашим гостем, на случай, если они нам понадобятся, но я не рассказал им, куда мы идём. Ну как? Что ты теперь скажешь? Помог ли я тебе выздороветь?

– Ты полностью исцелил меня, друг, – ответил Осберн. – Думаю, у нас появилась надежда вскоре увидеть Ведермель, и моим болезням да печалям придёт конец.

Едок улыбнулся и, так как в комнату вошли люди, завёл разговор о других делах. А все дивились, видя своего капитана таким бодрым.

И вот на следующий день незадолго до полуночи из означенной потайной дверцы вышли Осберн, Стефан и ещё четыре воина. Осберн и воины накинули поверх доспехов длинные плащи с капюшонами, какие носили жители холмов, а Стефан оделся, как менестрель. Только на этот раз он не взял скрипки, а спрятал под котегардией тяжёлый короткий меч. Ночь стояла безлунная и безоблачная, и звёзды ярко светили на небе. Как только потайная дверца открылась, чтобы выпустить отряд, им навстречу из укрытия вышел высокий человек, на взгляд, безоружный и одетый, словно бродяга. Стефан без лишнего шума протянул свою длинную руку и схватил его за ворот платья. Но бродяга не стал поднимать суеты или бороться, а только тихо спросил: