Парижские мальчики в сталинской Москве - Сергей Беляков

13 марта 1943-го из лагеря освободился Алексей Сеземан. Мур узнал об этом в начале мая 1943-го и был как будто раздосадован, ведь Аля, осужденная по тому же делу, еще сидела в лагере: “Везет ему, подлецу”1197. Но после возвращения в Москву Мур с Алешей не только встретился, но едва ли не подружился. По крайней мере, их отношения стали приятельскими: “Я не узнал Мура в лицо, – вспоминал Алексей Сеземан. – Но мое внимание остановил спокойно, неторопливо, раскованной походкой идущий человек в типичной толпе той поры: суетливой, куда-то спешащей. Он был прилично одет, отнюдь не худ, и внимание останавливал хороший цвет лица”.1198

Мур не только бывал в гостях у Ирины и Алеши. Ирина писала, что он останавливался в их квартире на Большой Якиманке, жил там некоторое время.1199 Даже передал им кое-что из фамильных вещей, хранившихся, видимо, у тети Лили: браслет и кольцо Цветаевой, столовое серебро (ложки и вилки) с монограммой Эфронов.[182]

Мура и Алексея видели вместе в ноябре или декабре 1943-го. Однажды знакомый студент привел Ирину Бурову[183] на какой-то творческий вечер в Литинститут. Неподалеку от нее “сидели двое молодых людей, которые бойко говорили по-французски, рассказывая смешные, вольного содержания анекдоты”. В семье Буровых французский хорошо знали. Муж Ирины Андрей оказался однажды переводчиком у знаменитого Ле Корбюзье, когда тот приезжал в Советский Союз. Теперь Андрей Буров сам был известным советским архитектором. Ирина рассмеялась над одним из анекдотов и предупредила, что всё понимает: “Они были смущены и пересели от нее подальше”. Друг Ирины Буровой Александр Лацис сказал ей, что эти молодые люди – сын Цветаевой Георгий Эфрон и Митя Сеземан. Но Мити Сеземана в то время не могло быть в Москве. Он был арестован в Свердловске по доносу кого-то из студентов, учившихся вместе с ним на филологическом факультете МГУ. Мур не знал этого до августа 1943-го, когда Аля сообщила, что Митя “уехал по старому адресу Алешки”. То есть Алеша освободился, а Митя сел.

Мур предположил, что Митю арестовали за антисоветские разговоры, “за какие-нибудь глупые, неосторожные слова”. Мур еще весной 1941-го предсказывал, что этим кончится, говорил, что Митя ведет себя неосторожно. И вот Митю погубила “присущая ему любовь к рисовке, оригинальничанью”. Так что собеседником Мура на вечере в Литературном институте он быть никак не мог. Значит, друг Ирины просто спутал его с другим Сеземаном, Алексеем.

Между тем братья Сеземаны различались даже внешне. Оба очень высокие (Алексей – 198 сантиметров, Митя под стать ему) и красивые, но красивые по-разному. Алеша – брюнет, Митя – блондин. Митя был верующим человеком, Алеша – атеистом. Характер Алексея был более открытый и доброжелательный. Журналист Сергей Бунтман десять лет проработал с Алексеем Васильевичем на радио, а познакомился с ним еще раньше, в свои школьные годы. Бунтман говорит о нем как о ярком, блестящем и к тому же литературно одаренном человеке.12001201 Когда Алексей приходил в московскую французскую школу имени Ромена Роллана, где учился Бунтман, он производил сильнейшее впечатление на окружающих. Он умел вести себя с необыкновенным достоинством, но в то же время без отталкивающего людей снобизма.

В 1940-м Алеша Сеземан был для тогдашнего Мура, “советского” Мура, слишком французом, слишком много сохранившим от Парижа, о котором не следовало вспоминать лишний раз. Но этот “недостаток” давно превратился в преимущество. Еще с октября 1941-го Мур пишет о “грызущей сердце тоске по Парижу”. Так что осенью 1943-го Алексей оказался для Мура человеком близким, таким же соотечественником, французом русского происхождения, каким был и Митя. Мур пришел с Алешей на вечер в Литинститут так же, как несколько лет назад ходил с его младшим братом в театр, на концерт или в ресторан. И, видимо, они так же блистали в обществе, как блистали Мур с Митей осенью 1940-го.

2

Алексей проработает на иновещании много лет – до самой смерти в 1989 году. А вот как он туда попал – тоже не вполне ясно. Возможно, этому могла поспособствовать его жена Ирина. Ирине удалось то, что не удалось Муле Гуревичу. Его хлопоты не помогли освободить Алю. Ирина добилась освобождения мужа, что само по себе говорит о ее больших связях.

Мать Ирины Елизавета Игнатович происходила из еврейской семьи, которая вынуждена была бежать из Польши в 1920 году, очевидно, после поражения большевиков под Варшавой. Елизавета профессионально занималась фотографией. Многие из новогодних открыток, которые миллионы советских людей из года в год присылали друг другу, были созданы по ее фотографиям. Известными фотографами были ее брат Борис и сёстры – Елена и Ольга. Борис Игнатович вместе с Александром Родченко стал одним из создателей знаменитой фотогруппы при Всероссийском объединении работников новых видов художественного труда “Октябрь”.

В своих воспоминаниях Ирина предстает легкомысленной и наивной девушкой. Еще в Болшево она проводила всё время или в заботах о грудном сыне, или в совершенно детских играх с Алешей, Митей и Муром. Может быть, так оно и было. Но не исключена и другая версия.

Разведка давно и успешно использует красивых молодых женщин. Во-первых, красивая женщина сама по себе отвлекает внимание, притупляет чувство опасности. Во-вторых, если она еще и умна, она может и одна, без помощников, добыть необходимые сведения. И уж нет цены женщине, если она умеет скрывать свой ум, прикидываясь наивной, глупенькой девчонкой. Не такой ли была Ириша?

Весной 1940-го она устроилась работать официанткой в Коктейль-холл на улице Горького, 6. Это на первый взгляд может показаться, будто несчастная молодая мать, лишившись кормильца (Алексей Сеземан арестован в ноябре 1939-го), вынуждена пойти на тяжелую и скучную работу. На самом же деле служба в таком своеобразном заведении, как Коктейль-холл, требовала особых качеств, а трудоустройство – связей. Затем скромная официантка займет место секретарши в Наркомате внешней торговли. Место более чем хлебное, престижное и требующее связей еще более серьезных. Мур, узнав об этом, потрясен: “Ирина работает теперь в Наркомвнешторге, как секретарша. (Из Коктейль-холла в Наркомвнешторг!)”1202 По его словам, одевалась Ирина “превосходно” и даже “прешикарно”1203.