Ревущая Тьма - Кристофер Руоккио

– Кажется, его величество смущен! – рассмеялся Паллино.

– Не зови меня так! – Я боролся с чувствами, которые почти забыл. – Так меня звал Гхен.

Старик мельком взглянул на Сиран, словно спрашивая разрешения или ища поддержки.

– Может, ты и прав, парень. Нам трудно без здоровяка.

На это я лишь кивнул и встал в стойку повышенной готовности. Среагировав, Паллино нанес прямой удар, который я отбил, ответив на него таким же прямым ударом, нашедшим челюсть старика. Тот скривился, но уклонился от следующего выпада и молниеносно дважды припечатал меня чуть ниже подмышки. Скрипя зубами, я сместился, и третий удар лишь едва коснулся моей спины. Тогда я атаковал Паллино апперкотом так, что кулак попал в подбородок, а локоть – в грудь. Паллино отшатнулся, пусть и не до самых канатов. Такие удары обычно заставляют противника надолго замолчать. Я довольно улыбнулся.

– Думаешь, это была хорошая атака? – спросил Паллино, опуская руки в классической стойке, известной каждому кулачному бойцу из подворотен любого имперского города. – Парень, мой отец был воплощением самой Стойкости. Ты знаешь, нужно постараться куда сильнее.

Есть занятия, которые могут поглотить тебя с головой. Я слышал, как солдаты, в рамках тренировок бегавшие на большие дистанции, высказывались так о беге. Некоторые джаддианские мистики ищут мимолетного единства с ду́хами фраваши в танце и, танцуя, забывают о материальном мире. Схоласты находят приют в самосозерцании, думая о слове, о природе и языке вещей. Я обычно с головой уходил в рисунки, проводя за ними часы, которые казались мне лишь мгновением.

Поединок – настоящий поединок – тоже из таких занятий. Вселенная вокруг темнеет, сжимается, пока за пределами поединка не остается ничего. В истинных сражениях это производит ужасающий эффект. Как я уже говорил, в Колоссо и на Эмеше тебя заставляли протиснуть все свое «я» сквозь игольное ушко, и ты либо справлялся, либо нет. На практике этот эффект, как мне кажется, близок к размышлениям схоластов, танцам джаддианцев и бегу солдат. Все заботы разом исчезают.

Я пригнулся под сильным боковым ударом и врезал Паллино в ребра, поднырнул под его руку и сам нанес ему удар над плечом, легко попав в голову.

В тот же миг кулак Паллино нашел мои ребра, и, даже пошатнувшись, старик успел выбросить руку, чтобы восстановить между нами дистанцию.

– Неплохо! – подвигал он челюстью.

Мой удар был лучше, чем просто неплохим, и мы оба это понимали, но я лишь улыбнулся.

– Адр, ты слишком сильно болтаешь атакующей рукой, – заметила Сиран. – Следи за этим, иначе и дальше будешь получать, как портовая шлюха.

– Его удар все равно был сильнее, чем тот, что он принял! – раздался голос Айлекс.

Никто не заметил, как появились она и Элара. Теперь женщины стояли рядом с Сиран за углом ринга.

– Пал, ты там живой?

– Марло, – потер подбородок Паллино, – если ты вдруг выбил мне зуб… Мои-то не отрастают заново, как у тебя!

– Доктор Окойо наверняка сможет вставить их на место, – с улыбкой ответил я. – Что, сын Стойкости желает передохнуть?

Старый солдат нанес такой правый боковой, от которого мне стало не до смеха. Я пошатнулся и упал бы, если бы мою спину не поддержали канаты. Айлекс и Сиран захлопали. Элара заулюлюкала.

– Похоже, Адр, это тебе не мешает передохнуть, – сказал Паллино, скрестив руки и всем видом навлекая на себя мое возмездие. – Проиграть старику! Каково, а?

Я не собирался проигрывать и через пять раундов вывалился с ринга весь в поту. Сиран заняла мое место. Спустя столько времени в клетках у Сагары и Бассандера двигаться и драться было приятно. Я никогда не хотел быть бойцом, мальчиком ненавидел спарринги, но с возрастом у людей вырабатывается некая привязанность к вещам, которые их заставляли делать в детстве. Время от времени, когда груз ответственности или вины становится слишком тяжел, чтобы нести его в одиночку, мы возвращаемся к детским забавам. Однажды я дрался с Криспином под пристальным взором отцовского кастеляна сэра Феликса Мартина. Тогда я делал это потому, что от меня этого хотели, потому что я был должен. Позднее я дрался за свою жизнь на улицах и в бойцовских ямах. Если бы мне снова предстояло драться, чтобы выжить или за высшую цель, я пошел бы на это без раздумий. Но в тот день я дрался среди друзей исключительно из-за любви к этому занятию.

Посмеявшись над очередной остротой Сиран, я отошел от канатов, повернулся, чтобы налить воды из настенного фонтанчика, и увидел его. По правде говоря, я сомневаюсь, что он искал в зале меня или кого-то еще. На нем был простой тренировочный костюм: облегающие штаны и оливковая туника без рукавов, оттеняющая его рыжие волосы. Он замер как вкопанный, не дотянув до уха наушник. Музыка уже звучала из его терминала. Он выключил ее, но не произнес ни слова.

Все замолчали.

Он развернулся, чтобы уйти.

– Хлыст!

Я не собирался с ним говорить, но слово вырвалось само. Мне хотелось высказать очень многое, но в то же время и оставить многое невысказанным.

Он вздрогнул, как будто я ранил его мечом, и повернулся вполоборота. Он не смотрел на меня. Держал кулаки сжатыми. Я вдруг потерял дар речи. Я – рассчитывавший на очистительный свет эмоций, когда открывал рот.

Гнев и ярость так и не пришли.

Только грусть.

– Рад, что ты цел, – не глядя на меня, произнес Хлыст. – Я места себе не находил, когда вы с доктором Ондеррой не вернулись.

Я уронил полотенце и приблизился к нему на пять шагов:

– Ты рад, что я цел? Вот как? Ты хоть понимаешь, что наделал?

Мой обвинительный тон задел его, и он повернулся ко мне. В его глазах стояли слезы.

– Что я наделал? Вытащил тебя из тюрьмы.

– Не прикидывайся дурачком, – сказал я, не повышая голоса. – Ты прекрасно понимаешь, что натворил, иначе не вернулся бы на «Мистраль». – Я перевел дух и шагнул еще ближе. – Ты позвал сюда Бассандера. Ты позвал Империю.

Тогда Хлыст встал со мной лицом к лицу и выпятил грудь. Он то краснел, то бледнел.

– Я спас тебе жизнь! И Валке тоже!

– Ты продал мою жизнь! – огрызнулся я по-прежнему мертвецки тихо. – Мою и жизни всех, кто находится на этом корабле. Лин все мне рассказал. И ради чего? Чтобы спасти собственную шкуру!

Стоит упомянуть, что я лично видел сообщение Хлыста и слышал его мольбы о пощаде.

– Ты заявил, что я обезумел! – напомнил я.

– Адр, ты сбился с пути! – ответил Хлыст, оглядываясь на Паллино и остальных в поисках поддержки. – Демониаки, экстрасоларианцы? Это все чересчур. Ты перегнул палку еще на Рустаме. Когда погиб Гхен. Чудо, что мы не потеряли никого больше. Слава Земле.

Я тоже оглянулся. Все смотрели на нас с беспокойством, а по выражению глаза Паллино я понял, что солдат вспоминает, как юный Адриан в приступе гнева избил троих мирмидонцев.