Наполеон. Голос с острова Святой Елены. Воспоминания - Барри Эдвард О'Мира

Сегодня же сэр Хадсон Лоу и майор Горрекер провели некоторое время с графом Бертраном.

Сэр Томас Рид сообщил мне, что сэр Хадсон Лоу получил запечатанный пакет от Бертрана, адресованный лорду Ливерпулю, который губернатор отправит по назначению, хотя он знает, что в пакете содержатся жалобы на него; что губернатору совершенно безразлично, на что жалуются французы; что если бы не эти проклятые полномочные представители, то дела обстояли бы намного лучше. Затем сэр Томас спросил меня, много ли я с ними разговариваю. Я ответил, что очень мало, и я обратил внимание на то, что в последнее время их отношение ко мне заметно изменилось: вместо того чтобы задавать мне массу вопросов, как раньше, они редко беседуют со мной, ограничиваясь разговорами на общие темы. В Лонгвуд был вызван майор Горрекер и имел продолжительную беседу с графом Бертраном.

11 октября. Посетил Наполеона в семь часов утра, когда он находился в постели. Он пожаловался на бессонную ночь и на усиление боли в боку и в плече. К нему вернулось учащённое сердцебиение, которое он объяснил, вероятно не без оснований, тем, что вчера некоторое время сидел на ступенях веранды под солнцем с неприкрытой головой. Я порекомендовал ему соответствующие лекарства, некоторые из которых он принял.

Видел его вновь в три часа дня. Он принимал горячую ванну и от этой процедуры почувствовал большое облегчение. У него значительно ухудшился аппетит.

В Лонгвуд приехал сэр Хадсон Лоу, который стал усиленно заниматься тем, что измерял шагами дистанцию между постами часовых.

С мыса Доброй Надежды прибыл корабль с запасами продовольствия и с письмами из Англии.

12 октября. Увидел Наполеона, опустившего ноги в кадку с горячей водой. Сообщил мне, что он плохо себя чувствует и у него неважное настроение.

Сэр Хадсон Лоу имел продолжительную беседу с графом Бертраном. Последний пытался объяснить губернатору суть их спора, которая заключалась в том, что, когда граф Бертран вынужден направлять через губернатора незапечатанные письма тем жителям острова, которым он (губернатор) разрешает наносить визиты графу Бертрану, подобную процедуру с письмами граф Бертран рассматривает как ненужное оскорбление. Если граф Бертран хотел бы тайно направить письмо в Англию или поддерживать предосудительный контакт с кем-либо из жителей острова, то он (Бертран), имея возможность приглашать определённое число гостей в Лонгвуд на несколько часов (так как губернатор сам заявил, что разрешил это Бертрану), несомненно воспользовался бы этим, чтобы в подходящую минуту передать гостю или гостям подобные письма. Граф Бертран, как он объяснил губернатору, скорее поступил бы именно таким образом, вместо того чтобы подвергать опасности скомпрометировать самого себя и своих гостей, направив запечатанное письмо, содержавшее предосудительную информацию, через дежурного офицера, которое, в том случае, если оно вызовет подозрения, будет вскрыто и погубит репутацию человека, которому это письмо адресовано. Однако сэр Хадсон Лоу так ничего и не понял из объяснений графа Бертрана. Граф Бертран также заявил губернатору, что император рассматривает свободный контакт с жителями острова как единственную гарантию сохранения своей жизни.

Когда майор Горрекер 10-го числа был у графа Бертрана, последний сообщил ему, что поведение губернатора настолько незаконно и окутано такой таинственностью и секретностью, что некоторые офицеры 53-го пехотного полка, полагая, что имеется в виду осуществление каких-то преступных намерений, дали знать французам, чтобы они не боялись, поскольку в 53-м пехотном полку нет ни убийц, ни палачей. Граф Бертран также информировал майора Горрекера, что сэр Джордж Кокбэрн заявил вскоре после прибытия Наполеона, что «если бы я расставил часовых так-то и так-то и стал настаивать на таких-то и таких-то мерах, то этот человек (Наполеон) заперся бы в своём доме и никогда не выходил наружу. Он бы не прожил и шести месяцев. Но я не стану служить средством убийства кого бы то ни было. Я обеспечу его пребывание на этом острове таким образом, чтобы он обладал максимумом свободы, и в то же время я не дам ему ни малейшего шанса сбежать. Это всё, что я могу сделать, и именно это меня заботит».

14 октября. Сегодня утром пришел, как обычно, для врачебного визита к Наполеону, мне сообщили, что он ещё спит, но ранее оставил для меня указание отправиться к графу Бертрану. Из беседы с графом Бертраном выяснилось, что император получил сведения о том, что я имею обыкновение писать бюллетени о состоянии его здоровья и за прошедший день, и за более обширные периоды времени. В связи с этим император выразил пожелание, чтобы перед тем как отправлять эти письменные бюллетени по назначению, их сначала показывать ему. Любое лицо, выступающее в качестве его врача, должно пользоваться его доверием, и он никогда не согласится с тем, чтобы в бюллетенях врача называться генералом Бонапартом, так как если подобный бюллетень появится в Европе с этим титулом, то это будет означать молчаливое согласие Наполеона с этим титулом, но он скорее умрёт, чем даст на это согласие. В моих бюллетенях должно писаться слово «император» и мне было бы лучше ознакомить губернатора с этим требованием. Я ответил, что в отношении использования титула «император», я заранее знаю, это будет неприемлемо.

После этого я встретился с Наполеоном, который сказал мне, что он всегда полагал, что у меня могут потребовать отчёты о состоянии его здоровья, особенно тогда, когда мне приходится лечить нездорового человека. Однако, поскольку это была только догадка с его стороны, он не обращал на это особого внимания. Но несколько дней тому назад у генералов Монтолона и Гурго спросили, как у него обстоят дела с появившимися симптомами сердцебиения. Оба генерала были в абсолютном неведении относительно того, что у него появились подобные симптомы, так как он (Наполеон) поделился об этом только со мной. Поэтому генералы выразили искреннее удивление в связи с заданным им вопросом. Им пояснили, что данный вопрос им был задан потому, что подобные симптомы были описаны в бюллетене, направленном губернатору.

Я доложил Наполеону, что я часто составлял отчёты о состоянии его здоровья. Он попросил показать мне один из них. Я немедленно принёс ему отчёт от 10-го числа. Просматривая отчёт, Наполеон обратил внимание на слово «генерал» и тут же заявил, что он никогда не согласится с тем, чтобы я или любое другое лицо, выступающее в качестве его врача, употребляли этот титул в своих бюллетенях. Он сказал, что я должен пользоваться его доверием, без которого я не мог бы знать о появившихся симптомах. Врач является тем же по отношению к человеческому телу, что и духовник по отношению к душе человека. Врач обязан сохранять в нерушимой тайне подобные признания больного, так же как и духовник держит в тайне содержание исповеди, если только врачу не разрешат разгласить эти признания. Поэтому в будущем, по его настоянию, я обязан представлять ему все отчёты, которые я буду составлять о состоянии его здоровья, до того, как направлять их губернатору. Наполеон заявил, что он не хочет воздействовать на меня в том, чтобы я занимался компиляцией; наоборот, если я посчитаю, что любые его замечания являются неправильными, то я не должен вставлять их в свой отчёт, но что я не должен описывать те симптомы, которые имеют оттенок интимности, или те симптомы, которые в силу других мотивов могут заставить его сохранять их в тайне.