Наполеон. Голос с острова Святой Елены. Воспоминания - Барри Эдвард О'Мира

Далее Наполеон заявил, что если я буду посылать бюллетени губернатору без предварительного их показа ему, Наполеону, то я буду играть роль шпиона, а не врача, что, добавил Наполеон, как раз и является той самой целью, которой добивается тюремщик острова Святой Елены. Наполеон пояснил, что мои бюллетени должны передаваться полномочным представителям, а уже потом ими в их императорские и королевские дворы. Поэтому он не может согласиться с тем, чтобы человек в моём положении именовал его «генералом» в тех бюллетенях, которые вероятно будут отосланы во Францию, где однажды он был монархом, или в императорские дворы Вены и Петербурга. Если же я не соглашусь с подобной договорённостью, то я вообще не должен писать эти бюллетени. В противном случае он более не будет встречаться со мной как с врачом.

Я ответил, что губернатор никогда не разрешит мне именовать его императором. В связи с этим я предложил использовать в бюллетенях имя Наполеон или Наполеон Б. Что же касается требования Наполеона показывать мой бюллетень сначала ему, а потом губернатору, то я сказал ему, что должен предварительно проконсультироваться об этом с самим губернатором.

Наполеон согласился с этим, но не с предложенным мною именем для бюллетеня. Когда я устно отчитываюсь перед губернатором, заявил Наполеон, то ему безразлично, буду ли я называть его генералом или тираном Бонапартом.

В «Колониальном доме» передал сэру Хадсону Лоу содержание моего разговора с Наполеоном. Как я и предвидел, губернатор категорически отказался дать согласие на использование титула «император». Губернатор не возражает против того, чтобы он именовался в бюллетенях Наполеоном Бонапартом. Что же касается того, чтобы показывать бюллетени сначала Наполеону, а затем ему, то в настоящее время он не возражает против этого; однако эта проблема не может быть решена сразу, так как она требует тщательного рассмотрения. Губернатор добавил, что это какой-то тщательно продуманный заговор полномочных представителей.

Вечером информировал Наполеона об ответе губернатора. Наполеон заявил, что он и думать не может о том, чтобы позволить своему врачу оскорблять его. После того как английское правительство не дало никакого ответа на предложение Наполеона, чтобы он выступал под чужим именем, инкогнито, он рассматривает как верх оскорбления стремление английского правительства настаивать на том, чтобы именовать его так, как оно пожелает. Чем больше они стараются унизить его, тем более настойчиво он будет отстаивать свой титул. «Потеря моего трона является вопросом чести, и я скорее сотню раз потеряю свою жизнь, чем позволю унизить себя, согласившись с именем, которое удовлетворяет моих угнетателей».

После затяжных дискуссий на эту тему я предложил опустить упоминание в бюллетенях всех титулов и использовать слова «важная персона», которые, как я сказал, по моему мнению, могут устранить все трудности. Наполеон благожелательно отнёсся к моему предложению, но добавил, что слово «пациент» будет лучше соответствовать содержанию бюллетеней и вполне удовлетворит его, при том условии, если бюллетени будут сначала показаны ему и после его согласия с их содержанием будут затем направлены по назначению.

Сегодня сэр Хадсон Лоу дал понять графу Бертрану, что сэр Джордж Кокбэрн обычно давал указание, чтобы все бумаги и письма, направлявшиеся французами в город, сначала были показаны адмиралу и только после его разрешения отправлялись тем лицам, которым они были предназначены.

15 октября. Передал вчерашнее предложение Наполеона сэру Хадсону Лоу, который отказался дать своё согласие, заявив, что он должен именоваться во всех бюллетенях и отчётах о его состоянии здоровья как Наполеон Бонапарт или генерал Бонапарт.

16 октября. Беседовал с Наполеоном по поводу отказа губернатора принять предложение о том, чтобы в бюллетенях фигурировало слово «пациент». Наполеон пришёл к выводу, что, очевидно, губернатор хочет разрушить доверие, которое существует между ним (Наполеоном) и мною, его врачом. «Когда человек не испытывает доверия к собственному врачу, — заявил он, — то бесполезно иметь с ним дело. Доверием нельзя командовать. Как врач вы не должны рассматривать себя представителем какой-либо страны. Врач и священник не должны принадлежать к какой-либо стране и обязаны отказаться от приверженности ко всем политическим мнениям. Лечите меня так, словно я являюсь англичанином. Случай предоставил вас в моё распоряжение, и именно по этой причине я доверяю вам. Если бы я не взял вас к себе, то, вы знаете, я должен был бы иметь французского врача, который бы не стал выпускать бюллетени о состоянии моего здоровья без моего разрешения. Поэтому я настаиваю, чтобы вы прекратили выпускать эти бюллетени. Стали бы вы, если бы вы лечили лорда Батхерста, писать бюллетени о состоянии его болезней, чтобы их распечатывали и рассылали кому-то, помимо членов его семьи, не получив сначала на это его согласия. Я настаиваю на том, чтобы вы вели себя со мной таким же образом. Вам не должны вмешивать сюда политические соображения относительно того, кто я такой и кем я был; и когда вы консультируете меня, то поступайте точно так же, как вы поступаете с вашим соотечественником, который стал больным и которого вы лечите».

17 октября. Наполеон лежал на диване, перед ним стояла чашка с куриным бульоном. Заметно, что он находится в подавленном состоянии. Маршан рассказал мне, что он чувствовал себя утром очень плохо и был вынужден растирать виски и лоб одеколоном. Когда я стал расспрашивать о состоянии его здоровья, он не стал мне отвечать.

18 октября. Наполеон принимает ванну. По-прежнему продолжает упорно отказываться говорить со мной по поводу своего здоровья. Сказал мне, что заметил, как я регулярно каждый вторник и каждую субботу отправлялся в «Колониальный дом». Если бы не то доверие, которое он испытывает ко мне, то в ту же минуту, когда он заметил это, он бы отказался от моих услуг; так как регулярность периодов моего отсутствия свидетельствовала о том, что я отправлялся в «Колониальный дом» по приказу губернатора.

«В действительности, — продолжал он, — всё дело заключается в том, что это лишь хитроумная махинация, чтобы лишить меня медицинской помощи и ускорить мой конец; поскольку было хорошо известно, что, как только я это выясню, то не подчинюсь этому, так же как и любой другой человек чести этому не подчинится. Но у этого человека отсутствуют нравственные устои и он лишён чувств. Он привык иметь дело с дезертирами и заключёнными; природа создала его лишь для того, чтобы быть надзирателем преступников. Я не стану радовать его сердце описаниями моей болезни для того, чтобы он мог упиваться своей злобой, высчитывая, как долго я ещё буду страдать до начала финальной агонии. Вы можете сообщить ему, что я прекрасно понимаю его стремление лишить меня всякой медицинской помощи и, благодаря этому, скорее приблизить свой конец, который он так тщательно планирует. Объясните ему, что я не столь высоко ценю собственную жизнь, чтобы позволить моему врачу стать шпионом. Скажите ему, что я заявил, что он ставит цель лишить меня доверия к вам и превратить вас в шпиона или, по крайней мере, заставить меня подозревать вас в том, что вы подосланы ко мне в качестве шпиона. На самом же деле, — продолжал Наполеон, — если бы не то доверие, которое я испытываю к вам благодаря характеристике, данной вам капитаном Мэтлендом, и моим личным наблюдениям, поведение этого губернатора уже давно бы заставило меня сообщить вам, что я более не нуждаюсь в ваших услугах».