Наполеон. Голос с острова Святой Елены. Воспоминания - Барри Эдвард О'Мира

5 октября. Утром виделся с Наполеоном, состояние здоровья которого было таким же, как и раньше.

Граф Монтолон, граф Бальмэн и капитан Гор провели вместе продолжительную беседу.

6 октября. Состояние здоровья Наполеона почти не изменилось. Вновь настоятельно рекомендовал ему физические упражнения. Заявил ему, что если он и далее будет отказываться от них, то отёк его ног будет настолько сильным, что он уже не сможет избавиться от него. Если он оседлает лошадь и станет ездить верхом, то, я уверен, отёчность его нижних конечностей вскоре исчезнет. Он согласился с этим, но заявил, что до тех пор, пока статус французов на острове не станет таким же, как во времена сэра Джорджа Кокбэрна, или примерно таким же, он не будет совершать верховых прогулок. Он полон решимости не предоставлять возможности осуществлять свою власть человеку, который до такой степени лишился разума, что запретил ему разговаривать со встреченными во время прогулок незнакомыми людьми, и который, следуя своему капризу, может приказать завязать ему глаза, чтобы помешать свободно разъезжать по местности.

Я взял на себя смелость обратить его внимание на то, что он подобен человеку, падающему в пропасть, который не хватается за верёвку, чтобы с её помощью спасти себя от неминуемой смерти. Наполеона рассмешило это сравнение, и он сказал: «Если судьба решит, то наши дни сочтены».

7 октября. Состояние Наполеона почти такое же. Сказал, что губернатор распространял слухи, что он (Наполеон) хотел покончить жизнь самоубийством. «Если бы я намеревался сделать это, — продолжал он, — то я бы давно использовал для этой цели мою саблю и умер бы как солдат. Но я не настолько глуп, чтобы преднамеренно пытаться покончить с собой медленной агонией затяжной болезни. Мне никогда не нравились утомительные войны. Но нет такой смерти, какой бы она ни была медленной и мучительной, которую я бы не предпочёл унижению своей личности. Человек, однажды способный на то, чтобы ввести ограничения 9 октября и 14 марта, способен ввести новые ограничения, и даже ещё худшие, в зависимости от собственного каприза или от своих страхов, реальных или мнимых. Если бы я вышел прогуляться и был подвергнут оскорблению с стороны часового, то это нанесло бы мне больше вреда, чем шестимесячное заключение в одиночной камере. Но этот человек невосприимчив к никаким нравственным чувствам. Он думает, что к нему в руки попали несколько корсиканских дезертиров или капралов, с которыми ему приходится иметь дело. В своей персоне он соединил глупость и коварство. За неделю до того, как я выйду на прогулку, он опорочит меня, как это он делает постоянно, намекнув полномочным представителям, что я злоупотребил разрешением, которое он мне дал».

Граф Бертран вручил капитану Блэкни под расписку большой запечатанный пакет на имя графа Ливерпуля.

Сообщил сэру Хадсону Лоу суть моей беседы с Наполеоном. Я повторил губернатору, что сэр Джордж Кокбэрн, устанавливая правила поведения французов, обычно предварительно обсуждал возникшие проблемы с графом Бертраном или с графом Монтолоном. Благодаря подобному заведенному порядку возникшие проблемы решались таким образом, чтобы было меньше оснований для их возможного нарушения. В ответ сэр Хадсон заявил, что принимаемые им меры санкционированы британским правительством и что большинство полученных им писем начинаются констатацией того, что принц-регент одобрил осуществлённые губернатором меры и что такие-то и такие-то меры должны быть приняты.

8 октября. Наполеон на короткое время вышел в сад. Отвыкший от физических нагрузок, он почувствовал себя настолько уставшим, что был вынужден присесть на ступени веранды. Однако он чувствовал себя лучше, чем вчера, благодаря приёмам ванны с морской водой и другим лекарственным средствам, которые он согласился принимать.

9 октября. Наполеон чувствовал себя неважно. Вчера простудился, жаловался на боли в ногах и очень плохо провёл ночь. «Я собирался послать за вами рано утром, — сказал он, — но затем подумал, что этот бедняга доктор провёл всю ночь, отправившись на бал, и нуждается во сне. Если бы я потревожил его, то он пришёл бы ко мне с сонными глазами, мало чего бы соображал и не смог бы составить правильное мнение. Вскоре после этого я весь был в испарине и мне стало намного легче». Сразу же после того, как я покинул его, он снова лёг в постель и не вставал с неё несколько часов.

10 октября. Наполеон пребывает в довольно плохом настроении. Отёк на ногах несколько спал.

«Вчера Бертрана посетил губернатор, — сообщил он мне, — и заявил о своём желании пойти на примирение с нами, но он уже заявлял об этом столь часто, не достигнув при этом никаких результатов, что, вероятно, и этот его визит к Бертрану завершится так же, как и раньше. Я дал указание Бертрану послать за этим маленьким майором (Горрекером), чтобы обговорить с ним все проблемы и объяснить ему, чего мы хотим. Я полагаю, что единственная гарантия, которая существует для моей жизни, состоит в том, чтобы я поддерживал контакт с офицерами местных армейских и морских подразделений, а также с жителями острова. Ибо, если бы такой контакт существовал раньше, этот губернатор не смог бы продолжать так долго свои абсурдные ограничения; хотя этот остров очень небольшой и совсем никудышный, а его жители являются практически рабами деспотичной власти, всё же местное общественное мнение имеет некоторый вес. Слухи с острова достигли бы Англии, и Джон Булль не стал бы терпеть поведение губернатора, столь позорное для его страны. Единственно, чего я хочу, так это, чтобы не было никаких тайн в отношении меня. Там, где есть тайна, всегда найдётся место для дурных намерений. Всё следует делать так, чтобы все дела можно было бы предавать гласности, и тогда выяснится, что необходимость что-либо печатать отпадет. Я не возражаю, если дом для моего проживания будет сделан из стекла. Именно так следует вести дела по отношению ко мне. Вы помните, что во времена адмирала не было ни одной попытки послать письмо в Англию. И их не было бы, если бы остался адмирал, потому что положение французов на острове было вполне терпимым. Тогда можно было жить.

Я передал Бертрану мои пожелания относительно порядка приёма посетителей в Лонгвуде и сказал ему, чтобы он сообщил губернатору, что тот может легко решить эту проблему, направив нам собственноручно составленный им список тех лиц, которым он разрешит навещать Лонгвуд. Мы можем посылать в Европу всё, что мы хотим посылать сейчас, и то, что могли посылать всегда. Что касается проблемы с полномочными представителями, то, поскольку эта проблема имеет политическую окраску, я оставляю её решение на усмотрение губернатора. Я уже говорил ему, что с удовольствием приму австрийца с его супругой, а также русского, но в качестве частных лиц. Если, однако, по политическим причинам это нежелательно, то меня это мало волнует. Хотя что может быть более нелепым, чем быть свидетелем сцены, когда эти полномочные представители не могут пройти через внутренние ворота Лонгвуда, имея всего лишь разрешение подходить к этим воротам и только снаружи встречаться и беседовать с французами так долго и так часто, как они пожелают, что должно вызвать в адрес автора подобного абсурда насмешки и презрение каждого свидетеля этой картины.