Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X-XI веках - Петр Стефанович

На мой взгляд, обсуждать происхождение новгородских бояр нет смысла; оно нам не известно. Исторические дискуссии такого рода Марк Блок называл «идолом истоков» или «манией происхождения»[1020]. Излишнее внимание к тому, что предшествовало явлению (и что часто нам плохо известно или вообще не известно), лишь затуманивает ключевой вопрос о сути самого явления, которое принадлежит прежде всего своему времени и порождено современными ему условиями. Кто бы ни были новгородские бояре – потомки «дружинников» или «родоплеменных старейшин», – в 1018 г. они выступили вместе с горожанами, организовав поход «в складчину» с ними, а не с князем, у которого в тот момент не было ни средств, ни людей. То обстоятельство, что Константин был посадником, правившим от имени Ярослава, совсем не значит автоматически, что первый, состоя на службе у второго, был лишь его каким-то послушным орудием и выступал только в защиту его интересов. Служба службой, но боярин и думал о своей выгоде, и был связан с той средой, в которой жил и которой управлял. Тогда, в 1018 г., он выразил интересы горожан и лично принудил князя изменить свои планы.

В оценке этого текста и событий, в нём описанных, надо исходить из того, что, с одной стороны, под боярами имелся в виду один социальный слой, а с другой – что у них как представителей такого слоя были собственные интересы, пересекавшиеся с интересами князей или горожан, но не совпадавшие с ними полностью. Нет оснований противопоставлять бояр, собиравших деньги на поход Ярослава вместе с новгородцами, и «бояр Ярославлих», которые остались в Киеве. Пленение неких бояр в Киеве, которые сражались на стороне Ярослава в борьбе с Болеславом и Святополком, совсем не исключает того, что какие-то другие бояре, тоже признававшие власть Ярослава, могли находиться во время этой борьбы в Новгороде – ведь оставался там тот же Константин Добрынич. Это был один и тот же социальный слой, обозначенный одним и тем же словом, и ничто не заставляет нас считать, что как-то различались отношения с князем бояр, пленённых в Киеве (происхождение которых, кстати, не известно – может быть, среди них были те же новгородцы), и тех, что собирали деньги для Ярослава в Новгороде (туда, с другой стороны, могли придти и сторонники князя из других областей, а не собственно новгородцы).

Нет также причин противопоставлять служебную связь бояр с князем и их связи с городской («местной») средой, – особенно тогда, когда у нас нет данных для этого. Мы не можем точно судить о карьере и положении даже Константина Добрынича, единственного из бояр Ярослава, упомянутого по имени. Его отец был с отцом Ярослава, князем Владимиром, ещё тогда, когда тот жил в Киеве, но потом Добрыня с Владимиром вместе, если верить летописи, ушли в Новгород и долго жили там; позднее Добрыня вернулся с Владимиром в Киев. Где и когда родился Константин, не известно. Теоретически он мог родиться в Киеве и там оставаться до того момента, когда Ярослав сделал его посадником в Новгороде, а мог вырасти в Новгороде, потом жить с отцом в Киеве, а затем вернуться в Новгород.

Могло быть так, могло иначе, могло быть как-то ещё, но при тогдашних условиях жизни (главное, видимо, при относительно незначительной роли частного землевладения) это не имело принципиального значения. Где бы боярин ни жил, он был связан и с князем, исправляя те или иные должности суда и управления, и с местной городской средой, поскольку собирал налоги или судил местное население, а также осуществлял свои частные коммерческие операции. Откуда он происходил– географически и социально – было важно только с точки зрения тех условий, в которых боярин начинал свою карьеру (её «плацдарма»): близость к князю благоприятствовала более быстрому и прямому доступу к власти, а связь с местной средой облегчала исправление должностных обязанностей и ведение собственных дел, – но само по себе ни то, ни другое не было ни обязательно, ни достаточно для карьеры.

То, что в Новгороде жили (или собрались) какие-то бояре, которые вместе с новгородцами стали собирать средства на продолжение войны с Киевом, никак не противоречило тому, что они ему служили (а Константин был собственно княжеским посадником). И наоборот, тот факт, что бояре служили Ярославу, нисколько не мешал тому, что они проявили самостоятельность, отказались отпускать его «за море» и заставили продолжать борьбу со Святополком. То, что боярин мог происходить из Новгорода, но попасть в плен в Киеве, совсем не исключало того, что какой-то киевлянин оказался по своим делам или с княжеским поручением в Новгороде и там стал со всеми собирать деньги на новый поход. Бояр можно назвать в каком-то смысле и «служилыми», и «местными», но эти характеристики не точно и не полно обозначат их положение как представителей знати, которая, как было выяснено выше, обладала не одним, а рядом признаков.

Таким образом, никакой «альтернативной» боярству знати– «местной», «земской» или какой бы то ни было ещё – в источниках мы не видим. Боярство и составляло знать, а вместе с городской верхушкой и княжескими военными слугами (гридью) оно в XI в. составляло общественную (светскую) элиту. С гридью боярство объединяли военные занятия, с городскими «олигархами» – торгово-экономические предприятия. Преимущественно боярским «уделом» было государственное управление и политика. В то же время, война и политика не были чужды в какой-то мере и горожанам, по крайней мере, виднейшим из них. Можно предположить, что некоторую политическую роль играла и гридь, хотя данных по этому поводу нет.

Боярство было связано с городской средой и в этом смысле не лишено «местных» интересов. Чтобы иметь доступ к государственному управлению и соответствующие доходы, бояре должны были состоять на службе у князя. В этом смысле их можно назвать «служилой знатью». Однако, служебный характер боярства и подчинение его княжеским интересам не надо преувеличивать – его положение было достаточно самостоятельным, и в случае необходимости оно могло занять и сформулировать собственную позицию. Определённой боярской «политической программы» мы в источниках не находим, но в некоторых случаях боярство оказывается способным диктовать свою волю князьям – касалось ли то распределения дани с древлян (когда желание «дружины» был вынужден исполнять Игорь) или продолжения борьбы за Киев (когда планам новгородцев во главе с боярами должен был следовать Ярослав), или противостояния половецкой угрозе (когда Святополк Изяславич разошёлся с боярами в оценке ситуации, но был вынужден следовать их совету). То же самое наблюдают исследователи и в XII в.: нет данных, что знать «пыталась отстаивать какие-то свои особые интересы, отличные от интересов княжеской власти» (то есть имела некие «сословные» устремления), но в то же время фактически в ряде конкретных случаев, когда князья отступают от сложившегося status quo в распределении властных полномочий и доходов, знать «выступает как сила, самостоятельная по отношению к институту княжеской власти, стремящаяся подчинить князя своему руководству и контролю»[1021].

Боярство было особым слоем древнерусского общества. Уже в XI в. бояр выделял ряд признаков, каждый из которых, возможно, не был присущ исключительно им, но сочетание всех этих признаков делало бояр знатью. В литературе иногда используется понятие сословие для характеристики боярства домонгольского времени. В узком терминологическом смысле под сословиями подразумевают общественные слои, права и обязанности которых определены законом (юридически) и передаются по наследству. Население если не всех, то большинства европейских государств оказалось разделено на такие слои в позднее Средневековье. На Руси юридическое размежевание групп населения, в общем, не было отчётливым и строгим вплоть до XVIII в., и общество было достаточно «открытым» в смысле наличия каналов социальной мобильности[1022]. В то же время в источниках уже в домонгольское время фиксируются и некие представления о стратификации общества, и некоторые фактические, иногда даже юридические, привилегии за отдельными группами населения, и наследственность в передаче если не статуса, то по крайней мере занятий, и другие факторы социальной дифференциации[1023]. Действовали ли в XI в. эти факторы по отношению к боярам, выделяя их в социальный слой с особым статусом?