Убить Пифагора - Маркос Чикот

— Я добрался до дома Милона, — сказал солдат. — Это всего в пяти минутах отсюда. Они выставили патруль в лесу, десять отборных солдат, еще пятеро караулят у дверей дома, и, возможно, столько же прячутся внутри.

Человек в маске молча кивнул. «Пифагор, жалкий старик, — подумал он, — всего двадцать гоплитов отделяют меня от тебя и твоих великих учителей». Он повернулся к Килону. Политик смотрел на него выжидательно. Он явно ждал, что человек в маске возглавит операцию.

Он развернул лошадь, чтобы увидеть солдат, выехавших из леса. Осмотр его удовлетворил, и ему пришлось приложить усилия, чтобы сдержать эйфорию.

Триста вооруженных гоплитов ждали его приказов.

Ариадна была привязана к стулу так крепко, что запястья и лодыжки онемели. Она их больше не чувствовала. Однако по спине и рукам растекалась острая боль. К счастью, она использовала учение своего отца и умела избежать физических страданий. Благодаря учению она переместила свой разум на уровень, до которого не доходили жалобы тела.

Но даже учение отца не помогало ей избавиться от душевных мук.

Смерть Акенона ввергла ее в мучительную тоску. Она предполагала, что ей тоже скоро суждено умереть, но гораздо больше ее волновала мысль о том, что мертв Акенон. И все же, несмотря на боль, она не сдавалась. Она готова была бороться до последнего вздоха. Скорее всего, шансов не было, но жизнь, трепетавшая во чреве, давала достаточно энергии, чтобы хотя бы попытаться.

В течение двух дней, проведенных взаперти, она много думала об отце. Ее ужасала мысль о том, что она не сможет раскрыть ему, кем неожиданно оказался человек в маске. Иногда она грезила наяву и представляла себе отца и Акенона, а у их ног — закованного в цепи врага. Но грезы не меняли реальности, и она выбрасывала мечты из головы, заставляя себя вернуться к трагическим обстоятельствам.

Внезапно она подняла голову. Снаружи, со стороны входа, послышался шум. Она посмотрела в его сторону. В светящейся щели под дверью виднелась чья-то тень, замершая с наружной стороны. Дыхание ее участилось. Вдруг дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену. Ворвался яркий солнечный свет, Ариадна зажмурилась. Она ничего не видела, но до нее донеслось рычание, от которого волосы встали дыбом. Она почувствовала чье-то присутствие, кто-то неумолимо приближался. В нос ударил крепкий запах пота.

Она страшилась того, что увидит, но все равно открыла глаза.

Наполнивший ее ужас превосходил все кошмары, пережитые в отрочестве.

Андрокл, пехотный командир кротонской армии, неторопливо направлялся к вилле Милона. Он вышел из леса и шел по пустырю перед домом. Вид у него был исключительно мирный, казалось, он просто гуляет.

Однако за ним следовали еще пятьдесят солдат.

Савр, начальник стражи, выставленной Милоном у ворот его загородного дома, обнажил меч и велел своим людям встать рядом.

Андрокл с удовлетворением отметил, что Савр позвал на подмогу солдат, дежуривших внутри дома. К тому же не подал сигнал тревоги. Скорее всего, пифагорейские учителя ничего не подозревали.

Он остановился в паре метров от Савра, который смотрел на него враждебно. Все знали, что Андрокл — наемник Килона и один из главных виновников в разграблении Сибариса.

— По приказу Совета я пришел арестовать Пифагора, — спокойно заявил Андрокл.

Савр вскинул брови и выпрямился. Такого он не ожидал.

— Мы здесь для того, чтобы никого не впускать в этот дом, — сухо ответил он. — Это приказ Милона, главнокомандующего и, следовательно, твоего высшего начальства.

Андрокл посмотрел на Савра с презрением. Его раздражали такие военные: вечно навытяжку, готовые в любой момент исполнить свой долг.

— Милон не выше Совета, — только и сказал он.

Савр внимательно изучал лицо Андрокла. Не похоже, что этот продажный командиришка прислушается к доводам разума.

— Схожу за Милоном, — неохотно отозвался он. — Посмотрим, кому ты в итоге повинуешься.

— За меня не переживай, — насмешливо возразил Андрокл.

Савр еще мгновение колебался. Затем повернулся, лихорадочно соображая, что предпринять. «Нас десятеро против пятидесяти, — подумал он, — мы не можем с ними сражаться». Лучше бы Пифагору и учителям бежать через окно, пока они пытаются удержать незваных гостей.

Пока Савр удалялся, его солдаты выстроились перед Андроклом, держа в руках обнаженные мечи. Продажный командир повернулся спиной, и они не заметили, как он вытащил нож и крепко зажал в руке.

Все произошло за считаные мгновения. Андрокл поднял руку. Одним прыжком он догнал Савра, и клинок по рукоятку вонзился в спину уходящего.

Это был сигнал: пятьдесят гоплитов бросились в атаку.

Глядя на Ариадну, Борей сгорал от вожделения.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и у нее дрожали губы. Ее страх распалял Борея, но больше всего его возбуждала внутренняя сила, которую он угадывал в этой женщине. Она была в ужасе, но не теряла самообладания, как это случалось с большинством его жертв.

«В конце концов она будет умолять меня, чтобы я ее убил», — решил Борей.

Он медленно приближался, смакуя каждое мгновение. Лицо Ариадны было прекрасно, как у богини. Рот приоткрыт — это подчеркивало пухлость дрожащих губ. Кожа на шее была тонкой и гладкой, как и на обнаженной груди. Она вжалась спиной в стул, инстинктивно пытаясь отстраниться и не догадываясь, что таким образом грудь выглядит еще соблазнительнее.

Неторопливость Борея казалась Ариадне такой же пугающей, как и его невероятное телосложение. В нем угадывался холодный, изощренный ум изувера, он вызвал в ней новую волну ужаса, прокатившуюся по телу. От Борея не укрылось, что кожа у нее покрылась мурашками, а соски затвердели. Великан вытянул руку и провел по груди шершавым пальцем. Потом с неожиданной деликатностью погладил торчащий сосок. Она вновь почувствовала озноб. Эту зловещую обходительность гигант любил не меньше, чем разрывание жертвы на части.

Ариадна догадывалась, что ей суждено испытать на себе обе крайности.

Огромная голова Борея приблизилась к ее лицу, и Ариадна отвернулась, насколько ей позволяли путы. Великан схватил ее голову, прильнул губами к уху и что-то прошептал, обдав теплым, влажным дыханием. Его толстые губы коснулись уха Ариадны, но из-за отсутствия языка до нее донеслось лишь непонятное бульканье.

Влажный лепет заполнил ухо, на глазах у нее появились первые слезы.

Борей начал ее раздевать. Поскольку она была привязана к стулу, пришлось разорвать ткань. Великан сделал это осторожно, обеими руками, чтобы не поранить Ариадну, словно рассчитывая, что она оценит его доброту.