Созидательный реванш - Юрий Поляков

Я понимаю, что многих людей действительно та эпоха повергает в шок как «кровавая», но дело в том, что по тем законам жил тогда практически весь мир. А если проанализировать сталинскую эпоху с точки зрения логики, науки, то многие его решения окажутся разумными.

— О страшной трагедии я узнал утром девятого мая. Когда пришел к дому Олега Николаевича, уже все кончилось. Стояла машина пожарных. Была полиция и криминалистическая лаборатория. Дом сгорел в одно мгновение. Это был деревянный дом, наполненный бумагами.

— У вас есть версии произошедшего?

— Отчего сгорел несчастный Олег Николаевич? Да тому множество причин. Может, виновата проводка, которую не меняли десятилетиями. Может, газ. Покойный жил на одну пенсию. Откуда у него средства чинить дом, принадлежащий Литфонду, который и обязан чинить дачи, сдаваемые в аренду.

— Почему писатели хранят свои архивы в столь ненадлежащих местах? Место бумагам Михайлова — в государственном архиве, а не в ветхом доме.

— По поводу архивов вот какая история. Еще при жизни некоторых значительных писателей Литературный музей забирал у них архивы. Но не у всех, а руководствуясь своими представлениями, кто писатель первого ряда, кто второго и так далее… Невостребованные архивы оставались родственникам и часто бесследно исчезали.

— Но понятия «писатель первого ряда», «писатель второго ряда» — очень условны…

— Еще бы! Мы это прекрасно понимали. Например, в тридцатые годы писателем первого рада был какой-нибудь Киршон. Да и многие из тех, кто считался в семидесятых годах первыми, сегодня уже не первые и даже не вторые. Так что, архивы многих по-настоящему значительных писателей оказались не востребованы и не защищены.

— Предпринимались ли конкретные меры, чтобы защитить архивы?

— Мы в свое время хотели создать архив и музей «Литературное Переделкино» на базе Дома творчества. В старом корпусе, построенном сразу после войны в стиле сталинского классицизма. Сейчас там живут не столько писатели, сколько гастарбайтеры и дальнобойщики. А у нас была идея поместить там архивы писателей, которыми не заинтересовались ИМЛИ и Литературный музей. Зато заинтересовались бы русисты со всего мира.

— Почему не получилось?

— Это долгая история. В «Литфонде» произошел переворот, в результате которого к власти пришли люди, заинтересованные в основном в получении прибыли.

— Вы имеете в виду Куняева?

— Куняев — писатель с именем. Но вокруг него образовалась ватага литераторов, не написавших ничего путного, но зато умеющих жить за счет своих товарищей по ремеслу.

— Куняев сказал, что архивы не передаются, потому что родственники хотят нагреть на этом руки…

— Во-первых, родственники не идиоты. Нагреть руки можно на неизвестной рукописи Булгакова или Пастернака. Большинство наследников с удовольствием передали бы архивы на хранение, понимая, что по крайней мере сегодня извлечь из них коммерческую выгоду нельзя. Их можно и нужно сохранять. А потомки уже разберутся.

— Насколько мне известно, в Переделкине собирались построить центр, в том числе для хранения рукописей. Однако жители воспротивились.

— Все было совсем не так. «Литфонд» предлагал выстроить грандиозный Центр имени Шолохова. Но вы же понимаете, что это странная идея. Во-первых, почему Шолохов? Шолохов никогда в Переделкине не жил и не любил эти места. Во-вторых, все понимали, что затея со строительством — это просто способ потянуть время, пока идут судебные тяжбы вокруг переделкинской земли. А кто даст деньги на постройку Центра? Неизвестно. А если даже и даст, то стройка растянется, как обычно, на годы. Зачем, когда есть прекрасное историческое здание Дома Творчества. Но нет, вместо рукописей там гастарбайтеры…

— Правда ли, что сгоревшие дачи уже сданы в долгосрочную аренду?

— Ходят такие слухи… В частности, о даче Анатолия Рыбакова, тоже сгоревшей со всем архивом. Но, знаете, тут не только пожары случаются. Три года назад, например, был совершен ночной налет на мой дом, избили жену. Милиция решила, что это заезжие бандиты. Но что это за бандит, который бьет человека рукояткой пистолета, а драгоценности и деньги, лежащие под носом на тумбочке, не забирает. Уверен, это была акция устрашения, связанная с публикациями в «ЛГ» по поводу обстановки в «Переделкине». До сих пор идет следствие, которое держит на контроле сам министр внутренних дел. Конечно, все можно объявить случайностью. Но мы имеем уже такую концентрацию «случайностей», что невольно задумываешься о тенденции. Да и вообще, писательское сообщество находится в состоянии материальной и нравственной разрухи. Писатели деморализованы и дезорганизованы. А это — огнеопасная ситуация.

Был «Апофегей» советский, стал российский

— Юрий, насколько нам известно, этот фильм снимался долго. Почему?

— Да нет, снимался-то он недолго. Это экранизация растянулась более чем на двадцать лет. Первоначально фильм был запущен в производство еще в конце девяностого года. И ставить его должен был Сергей Снежкин, который раньше снял картину по моей повести «ЧП районного масштаба». Но Снежкин тогда был занят другой работой. Какое-то время его ждали. А потом перестали ждать… И как раз тогда предложили эту работу режиссеру Станиславу Митину, который поставил в восемьдесят шестом году в знаменитом Ленинградском ТЮЗе «Работу над ошибками» — инсценировку моей же повести. Инсценировка имела очень большой успех. Это был один из коронных питерских спектаклей. Митин как раз переходил из театральной режиссуры в кино. Мы уже начали писать режиссерский сценарий. Но в это время случились обстоятельства августа тысяча девятьсот девяносто первого года (путч ГКЧП. — А. Г.). И наш проект вместе со всем советским кинематографом рухнул. Так сложилось, что именно Станислав Митин поставил этот фильм спустя двадцать с лишним лет благодаря заинтересованности канала «Россия-1».

— Получается, это отчасти и советский фильм?