Обрученные Венецией - Мадлен Эссе

– Castigo te non quod odio habeam, sed quod amem[19], – выдохнул он.

Эта фраза прозвучала, словно извинение, и, пряча свой взор в темноте, он незамедлительно направился к повозке.

Сделав шаг в сторону монастыря, словно напоследок, Каролина обернулась и ледяным голосом произнесла:

– Вы бы проверили своих врагов, сенатор Фоскарини. Таких, как Паоло Дольони, к примеру. Быть может, вся причина таится в них?

Это прозвучало гордо и уверенно, и все ее слова врезались Адриано в душу. В какой-то момент ему даже почудилось, что его обвинения и впрямь ложны. Сенатор смотрел им вслед, наблюдая, как Каролина и Палома последовали за монахиней. Более супруга не оборачивалась на прощанье. Неужто ему придется когда-нибудь согласиться с ее словами? Нет! Не стоит поддаваться слабости: эта плутовка умеет искусно играть чувствами! И теперь она наверняка пытается разуверить его намеренно, чтобы с помощью своего коварства снять с себя обвинения. Ведь все обстоятельства указывают на нее. Откуда какому-то самозванцу знать всю подноготную Каролины и те секреты, которые они так надежно скрывали под завесой тайны? А серьги? Как в руки бродяги могли попасть эти драгоценности? Ведь, по сути, ей и платить-то убийце было бы нечем, ведь Адриано никогда не обременял ее денежными растратами.

Он сел в повозку и погнал лошадей, освещая себе путь врученным монахиней факелом. Он вновь вспомнил череду всех обстоятельств… Он вновь сопоставил все прежде противоречащие друг другу факты, и, казалось, они сошлись в общую картину. Да, несомненно, что она виновна. И тут же ее любящие глаза, представшие в его памяти, заботливая нежность рук, ласкающих его, биение ее сердца в его присутствии – все это заставило его вновь задуматься о действительности происходящих событий.

– У вас будет общая келья, – холодно констатировала монахиня, провожая Каролину и Палому в отведенные им покои. – Наш монастырь не такой уж и большой, чтобы помещать всяких странников! Паломники редко навещают эти края. Но у вас исключительный случай. Мы рады угодить сенатору Венеции для спасения нашего монастыря.

Сухой и хриплый голос монахини создавал ощущение нежелания той общаться с прихожанами. Каролина и Палома шли вслед за сестрой, поглядывая на потрескавшиеся каменные стены, освещенные одним только факелом в руках Елизаветы.

– Наставница завтра утром решит вашу судьбу. Возможно, через время, после вашего ознакомления с порядками монастырской жизни, вас примут в послушницы, – продолжала инокиня. – А потом над вами будет осуществлен постриг, и тогда вы останетесь здесь навечно.

– Вы невероятно наивны, сестра Елизавета, – со спокойной надменностью сказала Каролина. – Я никогда не изъявляла желания предаться службе Богу, и уж поверьте, что постригаться в невольницы не стану. А, по духовным догмам, принуждать силой вы не имеете права. Ведь это должно происходить по желанию человека, не так ли?

– Вы слишком дерзки для гостьи, синьора, – со смиренным спокойствием ответила сестра. – Если сенатор велел вас постричь, то, вероятнее всего, его приказ будет выполнен, что бы вы ни сказали! В любом случае это будет решено позже. И не вами. И даже не мной.

– В любом случае вы не имеете права делать это без моего согласия! – продолжала возмущаться Каролина.

– С вами будет говорить настоятельница монастыря, синьора, – строго продолжала монахиня и распахнула перед женщинами дверь в небольшую комнату.

Даже при свете факела Каролине удалось с нескрываемым ужасом осмотреть келью, в которой ей предстояло жить: обнаженные временем стены поражали своей мрачностью, в некоторых местах отошла и шелушилась побелка, в противоположном от двери углу стояли подсвечник и Пресвятая Дева Мария в виде маленькой глиняной статуэтки, у которой горела лампадка. Две кровати стояли по правую и левую стенки. Посреди комнаты стоял поставец со Священным Писанием на нем. Почти под самым потолком находилось небольшое окошко с решеткой у стекла, словно в темнице. Каролине казалось, что ее взяли под стражу и поместили глубоко под землю, куда ни за что не достанут солнечные лучи.

– Как видите, любезнейшие верховные иерархии не балуют нас, – с грустью промолвила монахиня. – Хотя, если благочестивый сенатор возьмет наш монастырь под свое попечительство, то нас ждет более приятная жизнь.

– Насколько мне известно, попечительство над вами должно брать духовенство, – промолвила Каролина.

– Это так. Однако им нет дела до этой дыры, в которой мы находимся.

– А далеко здесь ближайшая деревня или хутор? Неужели здесь некому, кроме приезжих, посещать службы в вашем храме?

– Ближайшая деревня здесь милях в двадцати от монастыря, там располагается маленькая церквушка, – ответила монахиня, присаживаясь на табурет, стоящий рядом со столом. – Паломники здесь нечастые гости.

– С чем же связано такое отчужденное состояние этих мест? – с недоумением спросила Каролина.

– Это известно лишь Господу. Люди пускают разные слухи о проклятии этих мест и всякого рода бесовщине. Слушая выдуманные легенды и жуткие истории, паломники предаются суеверию и не желают посещать это место. Вероятно, испытываемое чувство страха движет ими. А страх – лишь признак отсутствия Бога в сердце…

Каролина глубоко вздохнула. Теперь становится ясно, что монастырь находится слишком далеко от коммун, и реставрировать его никто не собирается. Впрочем, ей не было дела до этих мелочей. Сейчас все, что ее занимало, – это план побега из этого жуткого места. Оставаться здесь – все равно что обречь себя на медленную и мучительную смерть. А извинений сенатора она непременно дождется в более подходящем для своего проживания месте.

– Но если ближайшая деревня располагается так далеко, откуда вы берете еду, к примеру? – поинтересовалась Каролина.

– Каждый месяц здесь проезжают торговцы, которые и снабжают нас разными продуктами. Еда у нас постная, а овощи и крупы хранятся долго.

Когда они заговорили о продуктах, Каролина вспомнила, что уже давно не ела.

– У нас трапезничают строго по времени, поэтому вам придется потерпеть до завтра, – сухо промолвила монахиня и направилась к двери.

– А как же духовная чистота и помощь ближнему своему в трудный час? – произнесла Каролина, когда услышала, что шаги сестры стихли.

Женщины присели друг напротив друга в темноте. Обе кровати были жесткими из-за невероятно тонких матрацев, отчего чувствовалась малейшая неровность досок.

Монахиня забрала с собой свечу, сказав, что их запасы в монастыре весьма скудны. Оказавшись в таком нелепом положении, им ничего не оставалось, как осмотреть комнату лишь благодаря скудному свету луны, падающему в келью. Каролина едва сдержала в себе поток слез, чтобы не показаться кормилице плаксой.

– Что произошло, синьора? – спросила Палома, глядя, как та легла навзничь на ложе.