Обрученные Венецией - Мадлен Эссе

Но самое удивительное: в то же время он понимал, что отправить ее на виселицу за покушение на него, сенатора Венеции, он просто не сможет. Он не в силах лишить ее жизни. В отличие от нее самой. Все, что приходило ему на ум, – это вывести ее в степь или же, еще лучше, в лес и оставить выживать там наедине с самой судьбой. Да, и пусть также прихватит с собой свою сумасшедшую кормилицу. Или нет… не в степь… Прекрасно было бы отправить ее в Милан для разрешения ее судьбы родственниками, так давно жаждущими расправиться со всеми своими врагами.

В какие-то секунды Адриано казалось, что он не вынесет той боли, которая сковала его душу в оковах равнодушия к окружающему миру. Все, что занимало его мысли, – это вопрос: «Как?». Как удалось этой… самозванке, неблагодарной ехидне, обвест и его вокруг пальца? И как же он утратил бдительность, если она изначально не походила на смиренное и послушное дитя? Он сам виновен в том, что позволил ей управлять своей душой… тогда как она готовилась уничтожить его тело, вырвав из него жизнь. Адриано не вынес этой мысли и зарычал, словно разъяренный лев, ударив что было силы веслом по воде.

Он нервно стиснул зубы. Да-а, не стоит нести добро женщине: она непременно отплатит своей неблагодарностью, выполнив попытку, словно змея, ужалить тебя и наполнить твою кровь ядом. Ранее у него не было сомнений, что Каролина не относится к числу подобных женщин. Но сейчас…

Увлажнившиеся глаза едва не поддались чувствам слабости, но сенатор Фоскарини усилием воли сдержал себя и не позволил боли вырваться наружу, всем телом и злостью, кипевшими в нем, ложась на весло. В мужском сердце не должно быть слез: их заменяют лишь гнев, ненависть и презрение. Именно с этими мыслями Адриано невероятно быстро, как ему казалось, добрался к своему палаццо. Не помня себя от ярости, он шагнул из гондолы и бросился в дом.

Каролина сидела в вестибюле, нервно потирая руки. Время от времени она подходила к окну, ожидая увидеть в нем Адриано, и его отсутствие наполняло тревогой ее любящее сердце. Что же он так долго? Хотя, быть может, еще не наступило время его прибытия, но ее душа наполнялась жаром нетерпения прильнуть к сильному плечу супруга. И ей почему-то казалось, что это мгновение совсем близко.

А когда в дверях показался он, ее алые губы расплылись в счастливой улыбке.

– Адриано! – воскликнула она и с объятиями устремилась к мужу. – Я совсем измучилась, дожидаясь тебя!

– Вот как? – едва удерживая в себе собственную ярость, ответил он, застыв на месте, словно статуя. – А мне почему-то сдается, что вы не ждали меня, синьорина! Ох, и лицемерка вы, милочка! Урсула! – разрываясь от переполняющих его чувств, позвал он.

Каролина изумленно хлопала ресницами, не понимая, откуда у мужа может быть такая ярая грубость.

– Ты устал, Адриано? – осторожно спросила она, боясь вызвать своим вопросом у него очередную вспышку гнева.

Совершенно не обращая внимание на звучание заботливого голоса, теребившего его душу еще сильнее, он обратился к вбежавшей Урсуле, тайно осведомленной произошедшими собы тиями.

– Сию минуту соберите с Паломой вещи синьорины! – строго велел он, и Каролина заметила, что он не назвал ее «синьорой Фоскарини». – Только самое необходимое, включая теплую одежду. И не более двух сундуков, – так же грозно говорил он. – И Палома тоже пусть прихватит с собой пару платьев.

Словно земля разверзлась у ног Каролины, и синьорине в какой-то момент привиделась пропасть, разделявшая теперь ее с любимым мужем. Что это?

Урсула не могла нарадоваться приказу Адриано и бросилась исполнять его повеление. Она сказала Паломе, что они с Каролиной наверняка отправляются в какое-то путешествие, и сенатор велел собрать им необходимые вещи. Хотя на самом деле ей было известно, что генуэзцы сию минуту покинут этот палаццо навсегда.

– Да что же случилось, Адриано? – воскликнула отчаянно Каролина, вновь бросившись к мужу, пытаясь взять его за руку. – Почему ты молчишь?

Адриано ухватил ее руки, стиснув их в крепких ладонях, и подозрительно сощурил глаза.

– А почему вы дрожите, синьорина? Вы беспокоитесь о своей судьбе? Или же вас настигло разочарование из-за того, что ваши желания не осуществились? Боитесь быть уличенной? Не волнуйтесь, дорогая, я не отправлю вас на виселицу за содеянное. Я просто оставлю вас в одиночестве испытывать эту судьбу на возможности. А кара небесная со временем непременно вас настигнет!

Каролина обессиленно опустила руки. Он видел ее потускневшие голубые глаза, бесцельно блуждающие по стенам палаццо. «Актриса. Какая талантливая театралка!» – мелькали в его голове презрительные мысли.

Она же растерянно наблюдала за расхаживающим по вестибюлю мужем, исходившим в яростной агонии. Ее не просто изумляли обвинения Адриано: в какое-то мгновение ее охватило оцепенение.

– Мне не понятно, Адриано, в чем я могла оступиться, пока тебя не было? – возмутилась она, стараясь сдержать в себе слезы. – Или же моего мужа подменили, пока он был в отъезде?

– Только не нужно лицемерить, синьорина! – воскликнул раздраженно Адриано. – Вы предполагали, что в это время будете почивать на лаврах собственных козней?

– Да объясни же мне, что происходит! – воскликнула отчаянно Каролина, не сумев сдержать набегающие слезы.

– Вам хорошо известно, о чем идет речь, – ответил с поражающим спокойствием Адриано.

– Будь мне известны причины твоего гнева, я не требовала бы у тебя объяснений! – ответила со злостью в голосе Каролина.

Он достал из кармана изумрудные серьги.

– Вам знакомы эти драгоценности, синьорина, не так ли?

Она изумленно посмотрела на смарагдовые изделия, и Адриано, уверенный в ее виновности, почему-то отметил предательский блеск в ее глазах.

– Несомненно! – ответила она. – Зачем же ты взял их, когда я уже обыскалась…

В этот самый момент он злобно рассмеялся. И в его смехе Каролина слышала больше истерии, чем откровенности.

– Я взял? Ты обыскалась? Отчего же ты мне ничего не говорила прежде о пропаже? – он пытался уличить ее ложь.

– А когда мне было заострять внимание на этой мелочи, если ты был постоянно в разъездах? – возмущенно воскликнула она.

Он подошел к ней и больно схватил за руку.

– Довольно уже этой комедии! Ты просто отправишься туда, куда я скажу!

– Ты пылаешь гневом и яростью, словно я совершила нечто ужасающее! Я желаю знать, в чем ты обвиняешь меня, Адриано Фоскарини! Что тебе обо мне наговорили?

– Ужасающее… по-вашему, предательство – это поощрение, а не вопиющее пренебрежение? Разве ты не исходила ненавистью и презрением, когда заказывала мое убийство? Откуда, по-твоему, взяться во мне ответному великодушию?

После слез и гнева, вызванных у Каролины поведением мужа, а уж тем более после последних его слов, из нее вырвался беззвучный смех, а затем раскатистый хохот, сопровождающийся краткими всхлипами. Адриано изумленно смотрел на нее, не понимая, к чему тут еще и этот акт комедии, разыгранный ею.