Краем глаза - Дин Кунц

* * *

По просьбе Тома Ванадия около десяти вечера таксист высадил его за квартал от нового, временного жилища.

Хотя сильный туман прятал в своей белизне целые кварталы, не говоря уже об отдельных пешеходах, Ванадий старался не афишировать свой приход. И сколько бы ни длилось его пребывание в этом месте, он не собирался входить в дом через подъезд или подземный гараж, за исключением разве что последнего дня.

Вот и теперь по проулку он проследовал к служебному входу, от которого, в отличие от остальных жильцов, у него был ключ. Открыл металлическую дверь, вошел в маленький, освещенный тусклой лампочкой холл с серыми стенами и выстланным синим линолеумом полом.

Дверь по его левую руку, ключ у него тоже имелся, вела на черную лестницу. По правую — в кабину грузового лифта. И здесь требовался отдельный ключ.

На лифте, которым другие жильцы пользовались лишь при переезде или покупке громоздких предметов, Ванадий поднялся на четвертый этаж. Другой лифт, для общего пользования, его не устраивал: слишком людно.

Квартиру на четвертом этаже, аккурат над квартирой Еноха Каина, Саймон Мэгассон снял, как только ее освободил предыдущий жилец, в марте 1966 года, двадцать два месяца тому назад.

К моменту завершения операции, в ходе которой попахивающему серой мистеру Каину хоть как-то воздалось за его деяния, Саймон потратил от двадцати до двадцати пяти процентов гонорара, полученного за достижение договоренности о сумме компенсации, которую выплатили власти в связи с безвременной смертью Наоми Каин. Репутация и достоинство адвоката стоили недешево.

И хотя Саймон никогда бы не признался, что у него есть совесть, с пеной у рта стал бы доказывать, что адвокату она только помеха, ему не были чужды понятия добра и зла, он четко знал, что есть хорошо, а что — плохо. И если он где-то сбивался с дороги, моральный компас выводил его на путь истинный.

В гостиной Ванадий нашел два складных стула и матрас. Матрас лежал прямо на полу, кровати к нему не прилагалось.

В кухне вещей было побольше: радиоприемник, тостер, кофейник, два дешевых столовых прибора, разнокалиберные тарелки, миски, чашки и морозильник, набитый «телеужинами»[70]и английскими сдобами.

Эта спартанская обстановка полностью устраивала Ванадия. Он прибыл из Орегона прошлым вечером с тремя чемоданами, полагая, что сумеет максимум за месяц благодаря детективному чутью и в совершенстве освоенным методам психологической войны загнать Каина в ловушку. За это время аскетизм квартиры не мог начать действовать на нервы тому, кто привык жить в монастырской келье.

С одной стороны, месяц мог показаться слишком уж оптимистичным сроком. С другой — он затратил много времени на обдумывание стратегии.

Этой квартирой пользовались Нолли с Кэтлин, проводя некоторые из операций первой фазы войны. Именно здесь Кэтлин исполняла серенады, выступая в роли певуньи-призрака. Квартиру они оставили в идеальном порядке. Собственно, единственным свидетельством их присутствия был забытый на подоконнике пакетик с нитью для чистки межзубных промежутков.

Телефон работал, и Ванадий набрал номер Спарки Вокса, техника-смотрителя. Спарки занимал квартиру в подвале, на верхнем из двух подземных этажей, рядом с воротами гаража.

Хотя Спарки перевалило за семьдесят, он не уставал радоваться жизни и время от времени с удовольствием ездил в Рено, пообщаться с «однорукими бандитами» или перекинуться в «блэк джек». Так что ежемесячные, не облагаемые налогом чеки, которые присылал Саймон, гарантировали, что старик будет всемерно содействовать заговорщикам.

Спарки не относился к плохишам, не клевал на легкие деньги, и, если бы речь шла не о Каине, а о другом жильце, Саймон скорее всего ничего бы от него не добился. Но Каина Спарки невзлюбил с первого взгляда, ассоциировал его с «сифилитической мартышкой».

Такое сравнение поначалу показалось Тому Ванадию странным, но потом выяснилось, что основано оно на жизненном опыте Спарки. В свое время он работал в медицинской лаборатории, где, среди прочего, изучалось воздействие сифилиса на мартышек. Так вот, иной раз зараженные болезнью приматы вели себя более чем странно, и схожие странности Спарки Вокс замечал в Каине.

Прошлой ночью в подвальной квартире Спарки за бутылкой вина техник-смотритель рассказал Ванадию много интересного: о ночи, когда Каин отстрелил себе палец, о дне, когда его спасли от медитационного транса и парализованного мочевого пузыря, о дне, когда сумасшедшая подружка Каина привела в его квартиру вьетнамскую свинку, скормила ей слабительное и привязала в спальне…

После всех страданий, причиненных ему Каином, Том Ванадий, к своему изумлению, смог смеяться над этими очень образными рассказами о злоключениях женоубийцы. Да, вроде бы своим смехом он проявлял неуважение к памяти Виктории Бресслер и Наоми, и Ванадий разрывался между желанием услышать больше и ощущением, что, смеясь над Каином, он пачкает свою душу и пятна этого не смыть никаким покаянием.

Но Спарки Вокс, уступающий своему гостю в знании теологии и философии, но разбирающийся в жизненных проблемах ничуть не хуже, а то и получше образованного иезуита, успокоил совесть Ванадия:

— К сожалению, кинофильмы и книги прославляют зло, придают ему привлекательность, которой на самом деле нет и в помине. Зло — это скука, тоска, глупость. Преступники жаждут дешевых удовольствий и легких денег, а получив их, вновь стремятся к ним же, не замахиваясь на большее. Они скучны и занудны, говорить с ними не о чем. Случается, конечно, что некоторые из них проявляют дьявольскую хитрость, но умных среди них нет. И господь бог, безусловно, хочет, чтобы мы смеялись над этими дураками, потому что, если мы не будем над ними смеяться, так или иначе получится, что мы их уважаем. Если ты не смеешься над таким мерзавцем, как Каин, если ты боишься его или хотя бы воспринимаешь серьезно, значит, как ни крути, ты его уважаешь. Еще вина?

И теперь, двадцать четыре часа спустя, Спарки, сняв телефонную трубку и услышав голос Ванадия, спросил:

— Ищешь теплую компанию? У меня есть еще бутылка «Мерло». Сестричка той, что мы вчера уговорили.

— Спасибо, Спарки, но не сегодня. Я хочу заглянуть в квартиру внизу, убедиться, что Девятипалого вновь не прихватил паралич мочевого пузыря.

— Вроде бы его машины я не заметил. Сейчас взгляну. — Спарки положил трубку и пошел в гараж. Вернувшись, доложил: — Его нет. Если он гуляет, то задерживается допоздна.

— Ты увидишь, как он возвращается?

— Если нужно.

— Если он появится в течение следующего часа, позвони к нему, чтобы я успел удрать.

— Позвоню. Взгляни на его картины. Люди платят за них большие деньги, даже те, кому нечего делать в дурдоме.

* * *

Уолли и Целестина отправились обедать в тот самый армянский ресторан, из которого Уолли привез еду в далекий день 1965 года, когда спас ее и Ангел от Недди Гнатика. Красные скатерти, белые блюда, темное дерево обшивки стен, свечи в красных стаканах на каждом столике, воздух, пропитанный запахами чеснока, жарящегося перца, кебаба и суджука, плюс вымуштрованный персонал, в основном родственники хозяина, создавали атмосферу, подходящую как для празднования, так и для интимного разговора. Целестина чувствовала, что ее ждет и то, и друroe, знала, что этот знаменательный день должен был принести ей не только общественное признание, но и личное счастье.