Цицианов - Владимир Лапин

Весной 1805 года стало ясно: персы не собираются мириться с результатами предшествующей кампании. Цицианов писал об этом М.С. Воронцову 17 июня: «Нынешнее лето еще хуже. Они (персы. — В.Л.) лезут на два пункта, а у меня более тысячи человек нечего поставить, да в Бомбаках у Несветаева столько же. Бог один у меня помощник, как ты знаешь короче всех. Полки не укомплектованы; многие без лошадей. Авось не сломят от ворот Адербежанских (то есть Карабаг), которые мы захватили…»[763] Планы оказались нарушенными уже потому, что выход в море флотилии с десантом, который должен был отвлечь персов на защиту южного побережья Каспия, по различным причинам задержался, и шахское войско двинулось к переходам через пограничную с Россией реку Араке. Майор Д.Т. Лисаневич с шестью ротами егерей, тридцатью казаками и тремя орудиями должен был остановить десятитысячное войско Пир-Кули-хана на этом рубеже, но персы успели до его появления форсировать Араке. Тогда Цицианов предписал полковнику Карягину и майору Лисаневичу с имевшимися у них силами совершить «нечаянное» нападение на персидские войска, прижать их к реке и уничтожить. Этот план также выполнить не удалось. 11 июля Лисаневич разбил неприятельский отряд, но был вынужден отступить в Шушу по просьбе тамошнего хана, опасавшегося мятежа своих подданных.

Первым под удар персов попало Карабахское ханство. Цицианов так характеризовал обстановку в рапорте от 1 июля 1805 года: «В продолжение всеподданнейшего донесения моего Вашему императорскому величеству от 17 июня о движениях Баба-хана сердаря, и что он с передовыми своими войсками отправил сына своего Аббас-Мирзу на Карабагское владение, имею счастье донести… что майор Лисаневич с 300 егерей 17-го егерского полка, находящийся в Карабаге для защищения в силе трактата сего владения, хотя с отрядом своим и выступил к Худа-Аферинскому мосту для воспрепятствования неприятелю к переправе через Араке, но так как в июне месяце на всех здешних реках уже открываются броды, то он, не могши малый свой отряд раздробить на части, не мог также и удержать персидскую конницу в разных местах переправиться на сю сторону. Тогда же при столь малом числе пехоты, имея у себя не более 200 человек карабагской конницы и убеждаемый настоятельными просьбами Ибрагим-хана Карабагского возвратиться в Шушу, избрал лучшим средством занять оную гарнизоном, тем паче, что карабагские жители оной, обольщенные Баба-хановыми обещаниями, держат его сторону, но, имея в крепости гарнизон, теперь остаются в молчании. Между тем персидские войска вступили во внутрь карабагских границ, опустошая карабагские поля, почему убедительные просьбы Ибрагим-хана усилить войска для защищения его народа от крайнего разорения, а еще более известие от майора Лисаневича, что и Баба-ханов сын уже выступил, заставили меня послать туда полковника Карягина с 4-мя ротами егерей и 100 человеками Тифлисского мушкетерского полка, с тем, чтобы он, усиля себя частью из тушинского гарнизона, остановил движение неприятеля, легко могшего ворваться в самую Елисаветпольскую округу, прилежавшую к Карабагу, и нанести здешним жителям большой вред. Но он, не поспев одним только маршем до Шушинской крепости, был окружен персидскими войсками, умноженными потом приходом самого Баба-ханова сына, и отрезанный от Шушинской крепости, так что ему невозможно оттоль подать никакой помощи, с 24-го числа доселе остается в атаке от неприятеля. Я же, при отправлении его, считая, что 2 батальона Тифлисского мушкетерского полка, весьма малосильные числом людей, укомплектовав требованные мною с линии рекрутами и, по рапорту генерал-лейтенанта Глазенапа, взятыми им из полков прошлогоднего набору, коих полагал уже обученными, вслед за ним и сам туда выступлю, нашел большое затруднение в том, что пришедшие по отбытии полковника Карягина рекруты многие не только не умеют еще стрелять, но и не совсем одеты. А потому я принужден теперь ожидать прихода 6 рот 9-го егерского полка из Карталинии, по предписанию моему сюда следующих, и одного батальона Севастопольского мушкетерского полка, в Тифлисе расположенного, который предписал я заменить батальоном Кавказского гренадерского полка, стоявшего на случай подкрепления Памбакского поста выше Са-дахлу, так как пункт тот, по рапорту мне Саратовского мушкетерского полка шефа генерал-майора Несветаева, не требует большого усиления, ибо теперь открылось, что вся персидская сила обращена на Карабаг. И с сими-то войсками, коль скоро оные прибудут в Елисаветполь, тотчас пойду сам на выручку Карягина; в нем же я уверен, что он, поседев под ружьем и не раз оказав опыты отличной храбрости, устоит против персидской силы и не отдастся, лишь бы провианту у него достало»[764].

Итак, инициатива оказалась в руках противника, а отдельные русские отряды не всегда успешно взаимодействовали. 26 июня в предписании Лисаневичу Цицианов выразил свое возмущение тем, что тот не пришел на помощь Карягину, принявшему неравный бой у Аскарана[765]. На ситуацию заметное влияние оказало то, что ряд правителей отказался от выполнения своих союзнических обязанностей. Конница Ибрагим-хана Карабахского не пришла на помощь русским войскам, оказавшимся в сложном положении возле крепости Шуша. Мустафа-хан Ширванский не желал прямо участвовать в войне с Россией, но боялся персов и рассчитывал на то, что последние оценят любую помощь в борьбе с сильным северным соседом. В то же время он старался руками шаха отодвинуть русские войска подальше от своих владений. Этим и объясняется то, что он обманул Баба-хана, известив о прибытии в Баку торговых русских судов, тогда как это был отряд военных кораблей с десантом, направлявшийся к южному побережью Каспия для «диверсии». Расчет был прост: не опасаясь за свои владения, шах отправит войска за Араке. Обман же легко выдавался за ошибку: хан во флоте не служил и мог принять военный фрегат за купеческий бриг. Кроме того, Мустафа-хан ложно извещал персидское командование об отсутствии в Тифлисе сильного гарнизона и вообще каких-то серьезных резервов.

Русские не смогли удержать персов на обмелевшем Араксе. 11 июня передовые части Аббас-Мирзы атаковали отряд Лисаневича. Как говорилось в рапорте, «атака персиян была столь стремительна, что в запальчивости они выдержали наш артиллерийский огонь, но, подойдя на ружейный выстрел, смешались и начали отступать». После нескольких неудачных, хотя и смелых попыток смять русскую пехоту персы утратили боевой пыл и стали беспорядочно отступать, преследуемые казаками и сотней карабахской конницы, которой командовал сын Ибрагим-хана[766]. Однако разгрому подвергся только неприятельский авангард, главные же силы Аббас-Мирзы надвигались как туча, и Лисаневич благоразумно решил укрыться в крепости Шуша. В результате полковник Карягин 21 июня 1805 года остался один на один со всем персидским войском. Четыреста человек против тридцати тысяч, один против семидесяти пяти. Опытный командир знал, что самым страшным врагом летом является жажда, и потому, построившись в каре, проложил себе дорогу к речке Оскорань, на берегу которой расположился в укрепленном лагере. Поначалу настроение у солдат было неплохое — подавляющее численное превосходство персов их не пугало. Они видели, как лихо действует на поле боя карабахская конница, и с часу на час ждали помощи союзников. Они также были уверены, что при первом известии о их нелегком положении явится Лисаневич со своими егерями. Однако минуло три дня, а никакой подмоги не приходило. Оказалось, что сын Ибрагим-хана Абдул-Фет-ага уже изменил своему отцу, и его конница стоит в одном строю с персами. Сам Лисаневич тоже оказался в фактической осаде: не только подавляющее большинство мусульманского населения Шуши заняло враждебную русским позицию, но и почти все многочисленное ханское семейство убеждало своего главу поднять мятеж. Фактически один Магомет-хан сохранил верность данной присяге. Разделить свой и без того небольшой отряд на две части Лисаневич опасался, отправить все силы на выручку Карягина было еще более рискованно, поскольку в таком случае переход карабахцев на сторону противника становился делом решенным. В результате в тылу у русских войск оказывалась практически неприступная вражеская крепость, а сами они в чистом поле встречались с огромным персидским войском с минимальными шансами уцелеть. Цицианов пытался приободрить Лисаневича и побудить его к большей активности: «Не удивляюсь я тому, что Ибрагим-хан Карабагский не дает содействия своей конницей, но весьма странно мне, что вы остаетесь прикованный к крепости, в то время как полковник Карягин находится в опасности»[767]. Но все без результата.