Никогда_не... - Таня Танич

Лучше бы я этого не делала, потому что от следующего ее вопроса я громко фыркаю в стакан и щедро обдаю себя остатками антипохмельного коктейля.

— А откуда ты знаешь про дядин разряд? Тебе, наверное, дедушка об этом говорил, да? У нас только дедушка в этом разбирается и гордится до сих пор. А мы ничего не понимаем во всех этих наградах и званиях. Мне кажется, девочкам это, вообще, сложнее даётся. Вот как с футболом — пацаны как будто с садика в этом шарят, мне Дэн как начнёт рассказывать про все эти штрафные… пенальти… — вижу, как губы Эмельки дрожат в едва сдерживаемой улыбке, а пальцы смущенно комкают край длинной домашней футболки с Микки Маусом. Эмель выдаёт себя волнением, которое тяжело сдерживать, когда разговор заходит о мальчике, который нравится — и я хорошо понимаю её в этот момент.

Убираю от лица стакан и вытираю тыльной стороной руки пятна коктейля у себя со щёк под громкий смех Эмельки, которая, думает, что я просто поперхнулась, а не проговорилась, случайно сболтнув информацию об Артуре, которую не могла знать. Свой вопрос она, к счастью, тоже забывает, а, может, думает, что ответила на него, спихнув все на Бориса Олеговича.

— А Дэн у нас тоже ночевал, теть Поля, вот! — довольно сверкая глазами, она продолжает знакомить меня с новостями, в которые я начинаю понемногу припоминать.

— Да ты что? — говорю, наблюдая за тем, как на ее щеках проступают пятна румянца. — И твои разрешили? Нет, я понимаю, что вы же теперь вместе, да? Но прямо ночевать! У твоих очень широкие взгляды, — чувствую, как ответная улыбка расползается по моему лицу. Я очень рада за ребят. Хоть у кого-то в этой жизни должно быть все хорошо и безоблачно.

— Да ну, теть Поля! Скажешь тоже! Дэн в одной комнате с бабушкой и дедушкой спал, а меня мама сторожила! — посмеиваясь, Эмель на секунду пригибает голову, после чего снова ее поднимает и я прямо таки любуюсь ею. Первая юношеская влюблённость заставляет ее выглядеть как-то особенно и делает ещё более красивой. — А так да… Мы теперь встречаемся. Уже два… нет, три дня, если считать сегодняшний. Дэн сам предложил, представляешь? Сказал, что ты его убьешь, если он будет ко мне подкатывать просто так, поэтому типа… давай встречаться, Эмель, говорит, все равно ты мне три раза уже снилась, — она снова смущенно смеётся, и я ловлю себя на том, что тоже смеюсь вместе с ней.

— Он тебя больше всех боялся, даже больше, чем маму, представляешь, — продолжает увлечённо рассказывать мне Эмель. — Мама, говорит, у тебя добрая, я ее бутерброды ел. Человек, который так готовит, не может быть злым. А вот тебя и дядю — они с Дэном же друзья со школы, знаешь? Так вот, из-за тебя и из-за дяди больше всех переживал. Говорил, мол, эта парочка меня сгнобит, если что-то не то сделаю. Они как одна сатана, говорит, если уж взъелись, так пиши пропало! — Эмелька снова громко хохочет, в то время как мне за шиворот будто ледышку бросили, и она там тает, липко и мерзко.

Это, сверху вниз, пробираясь под рёбра ледяными пальцами ползёт страх от того, что Дэн, увлёкшись, как обычно с ним бывает, сдал кому-то из Никишиных все, что знает.

Но, глядя на беззаботное лицо Эмельки, временно убеждаюсь, что если он и наболтал чего-то, то недостаточно для того, чтобы сделать далеко идущие выводы. Ну ничего. Пока не наболтал, зато скоро наболтает. Не сегодня, так завтра. Не Эмель, так Наташке. Не Наташке, так напрямую Тамаре Гордеевне или Борису Олеговичу, вот это будет лучше всего. А я просто посижу на пороховой бочке, подожду, пока рванет — теперь ещё и у них дома.

Господи боже мой, внезапно думаю я. А вдруг Артур сегодня, вот прямо сейчас, возьмёт и заедет к родителям? Не знаю, по своему, не по своему ли желанию. Исходя из его рассказов о семейных отношениях, его вполне может вызвать Тамара Гордеевна, чтобы он привёз, скажем, продукты, когда в доме так много гостей. Если даже Дэн ночевал сегодня здесь, уверена, что Вэл тоже дрыхнет где-то за стеночкой, а может, мы ещё и тонкого Сережку с собой притащили.

Легкие воспоминания, группируясь в какие-то урывки-эпизоды, начинают проплывать в голове — вроде того, как мы, обнявшись с Наташкой, Вэлом и Денисом во дворе их дома, куда все вместе провожали Эмель, распеваем песню «Голубая луна», Наташка игриво щиплет Вэла за зад, уточняя что-то типа: «Нравится тебе песня, да? Нравится? Полька, бросай его, не по тебе это мужик, он голубую луну любит, только посмотри на него!»

Эмель тем временем продолжает рассказывать, как мама и бабушка одобрили ее первого настоящего парня, которого она привела в дом, а дедушка только повздыхал, но его мнения никто не спрашивает особо.

— Теперь мы вроде как настоящие парень и девушка. Прикольно, да? Я… я до сих пор в это не верю, так все вышло… само собой как-то. И через тебя, теть Поль! Это же ты нас, считай, повторно познакомила. До этого меня Дэн видел только какой-то малой совсем, страшной. С пластинкой на зубах, — она снова от души смеётся. — Я для него только как племяха его друга была. А теперь вот… нет. Только дяде еще сказать надо обязательно. Но он что-то в последнее время совсем занят и злющий ужасно, мы ему даже звонить боимся. Ну, Дэн сам скажет, как случай удобный будет. Надо тебя, теть Поль, кстати, с дядей познакомить. Ты всех наших уже знаешь, а его нет. Мне кажется, вы подружитесь. Не зря же вас Дэн одной сатаной называет! Видно, вы чем-то ему похожими кажетесь. Дядя у нас не сильно общительный, конечно. Но вот из взрослых я только ему могу сказать, если какие-то проблемы, прям посерьезу. Маме тоже… может быть. Но мама сильно расстроится, плакать начнёт. Или кричать. А дядя — он, может, и не скажет ничего, типа «ничего страшного» или «да ладно, Эмелька, все пройдёт» — вот как ты говоришь. Но всегда поможет, и никогда не сдаст. Так что я ему очень доверяю, он хороший. Ему… и тебе. И Дэну. Он же мой парень! — важно повторяет Эмелька, в то время как я сижу, боясь пошевелиться, слушая только как сердце грохочет внутри словно огромный дурацкий колокол, ударяя прямо по нервам. — А своему парню надо доверять, правда, теть Поль?

— Угу, конечно, — теперь уже я пригибаю голову, совсем как недавно Эмель — только не от счастливого смущения, а от давящей на плечи невидимой тяжести.

Эх, не того ты боялась, Полина, совсем не того. Я думала, комната Артура навалится на меня всеми деталями, яркими напоминаниями о нем. Но он давно съехал отсюда — на моей памяти, Радмила уже третья из детей Никишиных, которая здесь обустроилась. Так что место это одновременно чье-то и ничьё, не кричащее так громко о предыдущем жильце. А вот разговоры, упоминания, которых не удастся избежать в доме, где он вырос, слова, сказанные вскользь, но очень больно отзывающиеся во мне… Не уверена, что смогу спокойно вытерпеть это.

Так, нужно быстрее выбираться отсюда. Найти Вэла, убедиться, что с Наташкой все в порядке, поблагодарить Тамару Гордеевну за тёплый приём — и бежать со всех ног, сославшись на занятость. И пусть в глазах всей семьи я буду выглядеть неблагодарной грубиянкой — это не самое худшее, что они могут обо мне подумать, если наше общение продолжится.

Стараясь унять внезапно накатившее головокружение, продолжаю слушать рассказы Эмельки о том, какой Денис отзывчивый и вежливый, как он вёл вчера Наташку под руку, а она хохотала и громко объявляла, что зятёк у неё — золото. Как Тамара Гордеевна, спустилась вниз в ответ на наши громкие вопли и песни во дворе, вызвавшие, как всегда, возмущение соседей, забрала нас всех, успев закрыть рот возмущённым жильцам парой-тройкой смачных выражений.