Историк - Элизабет Костова

— Насколько я помню, — говорил Стойчев, — здесь два письма, и из них неясно, были ли другие, не дошедшие до нас письма брата Кирилла. — Он указал на первую страницу. Она была исписана мелким, округлым, каллиграфическим почерком по пергаменту, ставшему от старости темно-коричневым. Стойчев обратился к библиотекарю с вопросом и, услышав ответ, с довольным видом повернулся к нам.

— Да, в Болгарии их переиздавали вместе с несколькими другими редкими документами.

Библиотекарь положил перед ним папку, и Стойчев некоторое время молча сличал печатный текст с древней рукописью.

— Они хорошо поработали, — признал он наконец. — Я постараюсь перевести как можно точнее, а вы записывайте.

И он, чуть запинаясь, прочитал нам свой перевод двух писем:

"Ваше преподобие, отец настоятель Евпраксий. Мы уже три дня следуем по большой дороге от Лаоты к Вин. Одну ночь мы провели в конюшне доброго крестьянина, а другую — в пещерной обители Святого Михаила, где теперь нет ни одного инока, но мы смогли найти кров в сухой пещере. Последнюю ночь нам пришлось провести в лесу, впервые раскинув подстилки на голой земле и поместив свои тела в кругу между лошадьми и повозкой. Ночью волки подходили так близко, что мы слышали их вой, отчего лошади перепугались и пытались оборвать привязь. С большим трудом нам удалось успокоить их. Теперь я от всего сердца радуюсь, что с нами братья Иван и Феодосии, высокие и сильные, и я благословляю вашу мудрость, подсказавшую вам послать их с нами.

Сегодня нас приютил в своем доме пастух: человек довольно состоятельный и богобоязненный — он владеет тремя тысячами овец и уложил нас спать на мягких овчинах и тюфяках, хотя я, как приличествует моему обету, предпочел голый пол. Лес кончился, и нас окружают открытые холмы, по которым мы равно благословенно можем странствовать в дождь и вёдро. Добрый хозяин дома говорит, что дважды они претерпели набеги неверных, переправлявшихся через реку, до которой нам осталось немного дней пути, если только брат Ангелус поправится и сможет не отставать от нас. Я думаю позволить ему сесть на одну из лошадей, хотя их и без того весьма тяготит ноша священного груза, который они влекут. К счастью, нам в пути не встретились воины неверных.

Ваш смиреннейший слуга во Христе бр. Кирилл. Апрель года Господа нашего 6985".

"Ваше преподобие, отец настоятель Евпраксий!

Город остался уже в неделях пути позади нас, и мы теперь странствуем открыто через земли неверных. Я не смею писать, где мы находимся, в страхе, что нас пленят. Быть может, следовало бы нам избрать путь морем, но да защитит нас Господь на избранном нами пути. Мы видели пожарища двух монастырей и одной церкви. Церковь еще дымится. Здесь повесили пятерых монахов как сообщников мятежников, а их уцелевшие братья рассеялись по другим обителям. Это единственная новость, какую мы узнали, потому что не можем подолгу говорить с людьми, выходящими к нашей повозке. Однако нет оснований думать, что среди сожженных монастырей — тот, который мы ищем. Примета того будет ясна глазу: чудовище, равное святому. Если это послание сумеют доставить вам, отец мой, это будет так скоро, как возможно.

Ваш смиренный слуга во Христе бр. Кирилл. Июнь года Господа нашего 6985".

Стойчев закончил, но мы сидели молча. Элен чиркала по бумаге, заканчивая запись, Ирина сидела сложив руки, а Ранов стоял, небрежно облокотясь на полку и почесывая шею под воротником. Я и не пытался записывать, положившись на то, что Элен ничего не упустит. В письме не упоминались ни место назначения, ни могила, ни сцена похорон… Меня душило разочарование.

Но Стойчев вовсе не казался подавленным.

— Интересно, — заговорил он, выждав несколько долгих минут. — Интересно. Как видите, письмо из Стамбула попадает в хронологический промежуток между этими двумя. В первом и втором письме они проезжают по Валахии к Дунаю — это явствует из названий мест. Дальше идет ваше письмо, которое брат Кирилл пишет в Константинополе, возможно рассчитывая послать оттуда и два предыдущих письма. Но он не смог их отослать или испугался, если только те, что у нас в руках, — не копии. Этого наверняка мы выяснить не сможем. И последнее письмо датировано июнем. Они выбрали путь сушей, подобный тому, который описан в «Хронике Захарии». В сущности, другого пути и не было: из Константинополя, через Эдирне и Хасково — большая дорога из Царьграда в Болгарию.

Элен подняла голову:

— Но вы не сомневаетесь, что в последнем письме описана Болгария?

— Полной уверенности нет, — признал Стойчев, — однако я считаю это весьма вероятным. Если они выехали из Царьграда — Константинополя — в страну, где в конце пятнадцатого века сжигают монастыри и церкви, эта страна, скорее всего, Болгария. Кроме того, и ваше стамбульское письмо утверждает, что они направляются в Болгарию. Я не сдержал досады:

— И все же ничего, уточняющего место, куда они направляются. Даже допуская, что это был Светы Георгий…

Ранов уселся за наш стол и принялся рассматривать свои пальцы. Я подумал, что следовало бы скрывать от него свой интерес к Светы Георгию, но как еще я мог попросить о нем Стойчева?

— Верно, — кивнул Стойчев, — брат Кирилл избегает называть в письмах место, куда направляется, так же как из титула Евпраксия выпускает название Снагова. Если бы их схватили, упомянутые монастыри были бы обысканы, даже если бы не навлекли на себя более серьезных преследований.

— Здесь есть интересная строка. — Элен закончила свои записи. — Вы не перечитаете еще раз: примета монастыря, который они ищут, — чудовище, равное святому? Как вы думаете, что это может означать?

Я быстро глянул на Стойчева: эта строка и меня поразила. Он вздохнул:

— Может, имеется в виду фреска или икона в этом монастыре — в Светы Георгий, если они ехали туда. Хотя трудно представить себе подобное изображение. И даже если мы сумеем отыскать сам Светы Георгий, маловероятно, что икона сохранилась с пятнадцатого века, особенно после того, как монастырь, надо полагать, горел хотя бы однажды. Понятия не имею, что это значит. Возможно, всего лишь теологический намек, понятный настоятелю, но не нам, или касающийся какого-то тайного соглашения между ними. Правда, следует иметь в виду, что брат Кирилл называет примету, по которой должен удостовериться, что достиг назначенной цели.

Я все еще боролся с разочарованием: только теперь осознал, что ожидал найти в письмах под вытертым переплетом окончательный ключ к поискам. По крайней мере, они должны были хоть немного прояснить карты, на помощь которых я все еще надеялся.

— Здесь много странностей… — Стойчев погладил пальцами подбородок. — Письмо из Стамбула говорит, что искомое сокровище — возможно, святая реликвия из Царьграда — находится в некоем монастыре в Болгарии и туда они должны направиться. Пожалуйста, профессор, будьте так любезны, прочтите еще раз то место.

Я уже развернул копию стамбульского письма, чтобы она была под рукой, пока мы изучали другие послания брата Кирилла.

— Тут говорится: «… искомое вывезено из города в гавань покоренной земли Болгарской».