Врата трех миров - Ян Ирвин

— Я сотрудничал с Тензором в Катадзе; блефовал, пока не довел Мендарка до того, что он сжег архивы и украл флейту; привел Тензора в ярость, и из-за этого он убил Рулька. Как я гордился своим «очарованием» сказителя и своей способностью манипулировать Тензором! Какую безрассудную радость испытывал! И только посмотри, какие трагические последствия!

— Ну что же, ты и впрямь можешь горевать по этому поводу, однако если бы ты бездействовал, все могло обернуться гораздо хуже. Например, я была бы мертва.

— Я чувствую себя таким виноватым! Мое любопытство сказителя фатально. Я перестану быть летописцем и сказителем. Это единственный путь. Я буду трудиться на твоих полях с рассвета до заката, чтобы искупить свои преступления.

— Ты был бы самым неумелым и бесполезным работником во всем Баннадоре, — возразила Карана с бессердечным смехом. — Вероятно, я бы выгнала тебя еще до обеда в первый же день. В любом случае все случившееся уже в прошлом, а нам надо смотреть в будущее. Подумай о том добре, которое ты принес своими сказаниями.

Лиан слушал ее с отсутствующим видом.

— Как ты собираешься себя содержать? — продолжала она. — Я уж не говорю о том, что надо вкладывать средства в наше поместье, на которое уходит прорва денег, а доходов оно не приносит. Но разве ты не обещал Рульку, что напишешь Предание о каронах? А как насчет народа Баннадора, который столько выстрадал за последние два года? Разве эти люди не заслужили право послушать «Сказание о Зеркале»?

— Наверно, ты права, — согласился Лиан, теперь на сердце у него было не так тяжело, как раньше.

— Тебе также надо изложить все сказание целиком перед Школой. От этого тебе не отвертеться. Не забывай о своем долге мастера-летописца.

При мысли об этом Лиан оживился.

— И потом, как я могу выйти замуж за работника с фермы? Я была бы тогда очень несчастна. Ведь я с самого детства мечтала обвенчаться со сказителем. Об этом даже существует сказка.

Времена были тяжелые, и дел было очень много. Мельдорин опустошили транксы и целые отряды сбившихся в группы более мелких существ из бездны. Они приносили почти столько же вреда, как прошлогодняя война. В один ужасный день в конце весны даже было совершено нападение на Туркад.

Лиан получил много приглашений из Туркада и прочих мест. Его просили выступить с его сказанием и предлагали хорошее вознаграждение, но он отказался от всех приглашений.

— Оно не закончено, — говорил он каждый раз, — а когда сказание будет готово, сначала его услышат в Чантхеде.

Он оставался возле Караны, утешая ее и ухаживая за ней. Он мирился и с ее озорными выходками, и с дурным настроением. А какой был прекрасный миг, когда она впервые встала со своего кресла и попыталась пройтись на костылях! И, как ни удивительно, даже в худшие минуты у нее не было тяги к храксу. Зависимость исчезла бесследно.

— Сегодня! — сказала Карана рано утром примерно месяц спустя после их возвращения в Готрим. Был седьмой день болланда — первого летнего месяца.

— Что сегодня? — не понял Лиан.

— Прошло шесть недель! Сегодня мне можно снять гипс! Ты даже представить себе не можешь, как я ждала этого дня!

С нее сняли металлический каркас и гипс. Потом помогли сесть в кресло.

— О, как забавно сидеть на собственной заднице после того, как я так долго лежала на спине! Я чувствую, как скрипят мои кости. — Она посмотрела на свои безвольные ноги. Они походили на прямые белые палочки.

— Кошмар! Я такая уродливая! Скорее помогите мне надеть штаны!

После этого Карана взялась за ручки кресла и попробовала встать. Это ей почти удалось, но она все-таки упала обратно в кресло.

— Да не стой же ты, как дурак! — прикрикнула она на Лиана. — Помоги мне подняться!

Лиан помог ей встать, но ноги не держали Карану. Она расплакалась.

— Посади меня обратно. Это бесполезно, ноги мне больше не служат. Я — калека.

К ней подошел Рахис.

— Карана, детка, — сказал он, — ты хочешь все сразу. Пролежав столько времени, ты должна сначала наращивать свои мускулы, а уж потом пытаться ходить.

— Но я даже не могу встать! — причитала она.

— Но если ты будешь упражняться, то завтра или через день сможешь. А еще через несколько дней сделаешь свой первый шаг. Скоро ты уже будешь всюду ходить. Я такое видел много раз. — И Рахис вышел насвистывая.

— Это так, — присоединился к его словам Лиан. — Я часто слышал об этом.

Карана вытерла свои сердитые слезы:

— Я поверю тебе, хотя твои слова и кажутся сомнительными. А теперь наполни ванну и положи меня туда, пожалуйста, чтобы я смогла избавиться от этого ужасного зуда. И тебе лучше находиться рядом, чтобы я не утонула. Затем ты должен будешь вынуть меня из ванны. А потом можешь отнести меня по лестнице в постель, где я потребую вознаграждения за последние шесть недель и предложу тебе заслуженную тобой награду.

Через несколько дней Карана уже могла передвигаться самостоятельно, — правда, еще месяц ей пришлось пользоваться костылями. Лиан наконец покончил со своей меланхолией. Избавленный от необходимости постоянно ухаживать за Караной, он набросился на работу. Из Школы Преданий пришла депеша. Он должен был выступить со своим сказанием на Выпускных испытаниях, которые состоятся всего через два месяца. Старый Вистан номинировал сказание Лиана как Великое Сказание, и все мастера-летописцы должны были проголосовать, является ли оно таковым. Нужно было сделать невероятно много, чтобы «Сказание о Зеркале» было готово к сроку.

Лиан позволил себе помечтать. Первое новое Великое Сказание за сто лет! Его сказание! Конечно, они проголосуют за него! А старый Вистан все-таки задержался в Школе. В прошлом году он говорил о своей близкой кончине и о том, что Школе нужен новый, молодой директор. А если Лиан станет автором Великого Сказания, то, возможно, у него есть шанс…

И вдруг Лиан рассмеялся над собой. Подумать только, куда его завели грезы! «Я действительно неисправим, — сказал он себе. — Но разве мне нельзя и помечтать?»

И наконец наступил день, когда Карана смогла отбросить костыли. Скоро она уже повсюду ходила и бегала без их помощи, и это было такой радостью! Правда, она знала, что к ней никогда уже не вернутся былые ловкость и гибкость, что она всегда будет слегка прихрамывать и что зимой кости будут ее беспокоить особенно.

Однажды вечером у парадного входа старой башни появился Шанд.

— Шанд, как приятно тебя видеть! — весело воскликнул Лиан. Старик не был у них с самого их возвращения из Шазмака. — Входи!

— Я не могу остаться, — сказал Шанд. Вид у него был обеспокоенный. — Мне нужно так много сделать! — Сунув Лиану небольшой пакетик, он сразу же повернулся и зашагал по тропинке назад.

Лиан, которого это озадачило, вернулся в дом, разворачивая на ходу пакет. Внутри оказалась коробочка из белого дерева, а в ней, в гнездышке из темно-синего бархата, — та самая серебряная цепочка, которую Шанд когда-то заложил для Караны. Она была начищена и выглядела такой красивой, как в тот день, когда ее создал мастер.