Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования 1941-1944 - Александр Гогун
Шрифт:
Интервал:
По воспоминаниям жителя села Рейментаровка Корюковского района Черниговской области Ивана Шарого, партизан местного партизанского отряда под руководством Бориса Туника Александр Литвиненко забрал у него рубашку, доставшуюся Шарому в наследство от деда:
«А после войны я пришел [из Красной армии] и забрал у него рубашку, и тын ему облил сметаной. Потом он прощения просил»[1169].
Из отряда под командованием П. Логвина, действовавшего на территории Сумской области, 15 февраля 1943 г. в УШПД ушла радиограмма о том, что бойцы отряда во время ограбления устроили между собой перестрелку:
«Вчера ворвались пьяные в избу, скомандовали: “Ложись”. Все положились, а они забрали последний мешок хлеба и начали уходить, но разведчик отряда Сень из автомата пристрелил из них одного, это был ком[андир] отделения…»[1170]
На Житомирщине, согласно дневнику Наумова, население сильно страдало от бандитизма многочисленных партизан из соединений Ивана Шитова, Степана Маликова, Андрея Грабчака, которых нау-мовцы даже разоружали и призывали к порядку. В Кавалерийское соединение перешла отставшая от соединения Маликова партизанка Люба Скрицкая, которая рассказывала о деятельности партизанских групп под командой Трофима Кучинара. Эта группа, входившая в составе Житомирского соединения им. Щорса под командованием Степана Маликова, действовала в Баршиевском районе и состояла из местных жителей, часто занимавшихся поисками носильных вещей. У самой Любы, по ее словам, были отняты с побоями и угрозами расстрела женские сапоги: «При этом проводивший эту “операцию” командир группы требовал обязательно новые и хромовые, в то время как его возлюбленная сидела тут же, на возу, нетерпеливо ожидая “подарка”.
Второй случай был в с. Жаткова в 1 км от Н[овгорода]-Волынского, где группа партизан под командой Осадчука Павла избивала одну старушку шомполами до тех пор, пока старуха не лишилась рассудка. Осадчук вымогал тогда от нее сапоги и друг[ое] имущество. Сама Люба была на этой “операции” участником. Вообще, по словам Любы, применение шомпола для наказания стариков было в этой группе модным…
Таких отдельно действующих групп под термином “по особому заданию в здешних краях” “короли белорусских лесов” Сабуровы, Маликовы, Шитовы и им подобные расплодили видимо-невидимо. (…) Я был поражен размахом того грабежа, который чинили местные партизаны в Емильчино. Под квартиру я занял дом священника отца Николая. Во всем довольно обширном доме целый хаос; у него отобраны были все вещи, мебель перевернута, посуда частично побита, квартира не топлена. У него отняли лошадей, к[омандир] гр[уппы] п[артизанского] о[тряда] [им.] Дзержинского требовал 30 000 рублей советскими знаками в помощь Красной армии. Я прошел ряд прилегающих квартир, где обнаружилось то же самое. В большинстве домов жителей не оказалось, они разбежались, спасаясь от произвола»[1171].
Однако и соединение автора приведенных выше строк не было свободно от проявлений разбоя. Немецкая разведсводка подчеркивала, что Наумов «отличался алчностью до грабежей и постоянными налетами на мирных жителей, [партизаны] его избрали [своим] командиром»[1172]. О том, что сведения германских спецслужб хотя бы отчасти соответствовали действительности, свидетельствует телеграмма Тимофея Строкача Михаилу Наумову с требованием прекратить мародерство партизан кавалерийского соединения[1173].
Скажем также несколько слов и о партизанах ГРУ. Жительница расположенного на севере Ровенщины села Старая Рафаловка вспоминала о том, что грабежи партизан бригады, находившейся под командованием Антона Бринского, совершались под угрозой расстрела: «Не дай чего партизанам, — жизнь отдашь. У старика Лазаря, жил такой в городке, семья была большая, — штаны из корта забирали. А он: “Не дам, это мне на смерть!” Выстрелил какой-то преступник: “Вот тебе, дед, смерть”. Я для себя перешила пальто покойной матери. Пришли. “Отдай!” — говорят. Прошу: “Оно ж одно у меня, последняя одежка!” Но напрасно было умолять»[1174].
Свидетельство Алексея Федорова и его комиссара Владимира Дружинина заставляет с доверием относиться к этим сведениям о бригаде Бринского («Дяди Пети»). По словам командования Черниговско-Волынского соединения, ряд командиров «петровцев», не говоря уже о рядовых партизанах, терроризировал местное население «повсеместными избиениями, убийствами и мародерством, чинимыми, как правило, в форме бандитизма, грабежа…»[1175] После того, как эти сведения получило его начальство в РУ ГШ КА, Бринский начал оправдываться, но все же признал:
«Изложенные факты имели место…»[1176]
Все бывшие красные партизаны, с которыми приходилось беседовать автору этих строк, категорически отрицали распространенность бандитизма в советских отрядах. Даже уже упоминавшийся Василий Ермоленко, давший весьма откровенное интервью о Винницком соединении под командованием Якова Мельника, на осторожный вопрос о разбое ответил отрицательно, приведя на первый взгляд убедительный аргумент: «Что партизану [в лесу] нужно?»[1177]
Для того, чтобы показать несостоятельность этого вопрошающего утверждения, нужно сказать, куда же девали партизаны награбленное имущество.
Очевидно, что часть добычи непосредственные участники разбоя съедали, выпивали, а также либо надевали на себя сами, либо дарили своим коллегам женского пола. Например, по сведениям бывшего политрука одной из групп Сумского соединения Минаева наиболее отмеченные бандитизмом партизаны были видны невооруженным взглядом: «Где, как не в 3-й роте нарядней всех одеваются бойцы? И делают очень скрытно и хитро, т. к. 3-я рота, согласно маршрутного приказа первая въезжает в населенный пункт и до подхода главных сил уже раскурочили кого-нибудь и когда все въезжают, то виновника трудно найти»[1178]. В той же записке Минаева отмечалось наличие в соединении Ковпака своего рода бартерных базаров, обыденными спутниками которых были ругань, кражи и драки.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!