Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования 1941-1944 - Александр Гогун

Таким образом, первое отличие заключается в том, что хозяйственная операция состояла в изъятии у населения вещей, необходимых для ведения жизни в лесу. Реквизиция же «предметов роскоши» — т. е. чего-то сверх базовых потребностей человека, уже является бандитизмом. Например, вымогательство партизанами у крестьян телег, свиней, зимних тулупов и картошки вполне можно объяснить оперативной необходимостью. А хищение часов, браслетов, изящных сапо-жек и цветастых платков, самогона и патефонов ничем иным, кроме как разбоем не назовешь.

Вторым и главным, базовым отличием между реквизициями и бандитизмом является то, что хозяйственная операция совершается открыто, по приказу командира, и, как правило, с пассивного одобрения Центра. А грабежи производятся бойцами самовольно, скрытно. Если группа бойцов или даже партизанский отряд сознательно совершает хозяйственную операцию втайне от вышестоящего начальства, — например, командира бригады или соединения, — то в этом случае речь идет о коллективном разбое.

Масштаб хозяйственных операций не является показателем, отличающим реквизиции от грабежей. Например, как правило, тотальное изъятие имущества было не разбоем, а применением партизанами экономических репрессий против какой-то категории лиц, уничтожаемых или даже оставляемых в живых. Такие действия партизан — масштабные экспроприации — можно сравнить, скажем, с радикальным применением со стороны государства распространенной карательной меры — «конфискации имущества». Например, изъятие партизанами всего имущества у семьи старосты или полицая являлось не грабежом, а экономическим террором. Это была репрессивная мера против тех, кого красные партизаны и их руководители считали врагами. Основной мотив действий был репрессивный, а не стремление к индивидуальной наживе. Причем конфискованное имущество, как правило, использовалось не в личных целях, а — пройдя через хозяйственный отдел отряда или через командира — в целях ведения войны.

Как видим, проведению хозяйственных операций (иногда в форме экономических репрессий) со стороны кого бы то ни было сопутствует определенная упорядоченность в обращении с уничтожаемыми или забираемыми материальными ценностями.

В данной же главе будет описано принципиально другое явление — разбой: то, что в прямом смысле слова криминалом считало и местное население, и оккупанты, и — самое главное — начальство партизан.

Уже на совещании с участием Пономаренко 31 августа 1942 г. Ковпак самокритично признал, что в самом начале партизанской борьбы в его отряде отмечались случаи мародерства[1150]. Впрочем, по словам бывалого командира, после проведения «соответствующей работы» и изменения настроений населения в пользу партизан это явление в соединении было искоренено.

Однако Сидор Ковпак слукавил.

Сведения о спонтанном бандитизме, процветавшем в советских формированиях, начали поступать в УШПД в начале 1943 г. в основном от агентуры Строкача, сотрудников радиоузлов. Например, из того же Сумского соединения, базировавшегося тогда на Правобережье Днепра (пограничье Украины и Белоруссии) 3 марта 1943 г. «Кармен» радировала, что многие из отряда занимались мародерством: «Берут все, что попадается им под руки, вплоть до того, что берут одеяла, простыни, белье нужное и не нужное им. Командование мер не предпринимает»[1151]. Через полтора месяца, по сведениям другого секретного информатора, поведение ковпаковцев принципиально не изменилось: «Парт[ийно]-полит[ической] массовой работы в отряде и среди населения нет. За короткое время убито много партизан при добыче себе трофеев с целью личной наживы»[1152]. Еще через две недели после этой радиограммы бывший политрук одного из отрядов Сумского соединения Минаев дал более развернутую характеристику этого явления. По его словам, наибольшее количество проявлений бандитизма было в 3-й роте 1-го стрелкового батальона, разведроте и артиллерийской батарее, хотя критике командования подвергались в основном остальные части соединения: «На 3-ю роту вину нельзя возложить, так как она самая лучшая и боевая рота в отряде, разведку обвинить трудно, т. к. разведка действует зачастую отдельно от главных сил, а батарею обвинить тоже нельзя, т. к. батарея — самое главное подразделение и грозное оружие в отряде и, кроме того, комиссар батареи — член партбюро, авторитетный дедушка Мороз — старый партизан, а фактов нарушения приказа… больше, чем в других подразделениях»[1153]. В качестве примеров этого явления приводились отнятие у жителей свиней, валенок (прямо на улице рабочие оставались в одних портянках), вымогательство часов, разорение ульев, а также хаотичное и тайное изъятие юбок и платьев у убитых «фольксдойче».

В соединении Алексея Федорова своего рода «образцовым» отрядом был подчиненный Герою Советского Союза Григорию Балицкому отряд им. Сталина. В дневнике командира постоянно идут записи о «проказах» сталинцев. В частности, в сентябре 1942 г. на территории Белоруссии партизан Хоменко, находясь в засаде, «бросил пост и зашел к одной красноармейке, у которой забрал фуфайку, верхнюю рубашку и нательное белье»[1154]. В другом случае, посланные в одно из белорусских сел на хозяйственную операцию бойцы, «заехали в другое село и ограбили одного ветеринара, у которого забрали барашка, пару белья и полотенца. Эту подлость сделали: Федотов, Костов и Хужанов»[1155]. Спустя две недели после этого события уже Алексей Федоров узнал о том, что часть из его партизан проводят самовольные реквизиции кур и другого продовольствия. Балицкий вместе с федоровским особистом В. Зубко выявил мародеров, ими оказались солдаты 3-й роты: «Группа партизан вскочила в хутор, где 30 хат всего было, и в полном понимании этого слова ограбила его»[1156]. Всего через два дня во время рейда на Запад, проходя через населенный пункт Красноселянка «некоторые бойцы отрядов им. Ворошилова и [им.] Щорса… без разрешения своих командиров бегали по хатам, собирая яички, картошку, а некоторые даже угрожали крестьянам, что если не дадут чего-нибудь, так они их будут расстреливать и прочее, пускались и матюки…Крестьяне, дрожа перед ними, отдавали все то, что они просили»[1157]. На территории Волыни сталинцы продолжили заниматься мародерством. 1 декабря 1943 г. Балицкий арестовал трех бойцов первой роты «как мародеров (у крестьянина разбарахолили улей с медом). Вого Степан, Вого Михаил и Шестовой»[1158]. Спустя неделю выяснилось, что в первом взводе первой роты отряда им. Сталина бойцы занимались бандитизмом по приказу комвзвода Бочковско-го и политрука Бехтина: они отнимали у крестьян овец, муку, соль и свиней. Те же самые партизаны отметились разбоем в течение последующей недели, причем политрук Бехтин «для сохранения в тайне своих преступлений угрожал бойцам взвода расстрелом — тому, кто посмеет разоблачить эти преступления»[1159]. Спустя еще две недели Балицкий узнал, что в другой роте «Юдович послал коммуниста Потапенко заготовить двух овец так, чтобы никто не знал из командования отряда. Выявленные факты мародерства по отношению к своим товарищам, [находящимся] в разведке»[1160].