Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования 1941-1944 - Александр Гогун

Напоследок имеет смысл привлечь и негативные доказательства осознанности провоцирующих действий со стороны как минимум руководителей советских коммандос. Отлично зная о нацистских методах борьбы с врагами в тылу Вермахта, НКВД УССР, УШПД и ЦК

КП(б)У, а также вышестоящие организации ни разу даже формально не призвали партизан не то что снизить, но даже как-то скорректировать собственную боевую и диверсионную деятельность, чтобы лишний раз не навлекать на головы мирного населения удары нацистов. Советской агентуре не запрещалось проводить теракты и диверсии в городах — наоборот, такие приказы отдавались главой ГКО[1145], причем в официальной советской пропаганде эти операции осознанно замалчивались[1146]. Уже в ноябре 1941 г. Сталин лично удалил из чернового варианта статьи «Правды» о еврейском погроме в Одессе упоминание обстоятельств, предшествовавших этой бойне, — взрыва советского радиофугаса, приведшего к смерти десятков румынских офицеров[1147]. А партизанам не поступало даже рекомендаций подрывать поезда и уничтожать полицейские пункты подальше от мест компактного проживания мирных граждан — сел и хуторов.

Не исключено, что провоцирование нацистского террора в глазах советского руководства являлось вообще главной задачей советских диверсионных, боевых и террористических формирований. Ведь конкретные результаты их деятельности — количество убитых оккупантов, коллаборационистов и уничтоженных или поврежденных объектов — во много раз меньше того количества представителей мирного населения и материальных ценностей, которое уничтожили нацисты в ходе «антипартизанских операций». Информация об этом терроре усиленно распространялась советской пропагандистской машиной на оккупированной немцами территории, в советском тылу, а также за границей. Все это отталкивало от нацистов как советских граждан, так и «мировую общественность». Не этого ли добивалось в первую очередь советское руководство, забрасывая в тыл Вермахта подрывников и «ликвидаторов»? Однако поскольку доказательств приведенного тезиса нет (возможно, пока нет), то данная мысль остается гипотезой.

В целом поднятый вопрос, несмотря на внесение некоторой ясности, требует дальнейшего изучения, в том числе на основании стенограмм совещаний по вопросам партизанской борьбы руководящих органов НКВД и РККА, Политбюро ЦК ВКП(б), различных ЦК (общесоюзного и республиканских), штабов партизанского движения, другой внутренней документации советской стороны. К сожалению, многие из этих источников в настоящий момент продолжают оставаться «засекреченными на период рассекречивания».

Вопрос о дисциплине красных партизан вскользь рассматривался в ряде описанных в историографическом обзоре публикаций. Между тем его значимость довольно высока: дисциплина прямо влияла на эффективность операций партизанских отрядов, от собранности бойцов спецподразделений прямо зависело их существование. Для партизан отношения с населением куда более важны, чем, скажем, для армейской части. Кроме того, партизаны в тылу врага представляют для мирных жителей авангард армии, презентуют руководящую ими политическую силу.

Стремясь названную проблему представить рельефно, сосредоточимся не на общих вопросах дисциплины, а на ее нарушениях, вызывавших нарекания не только украинского населения, но и руководства партизан.

Но сначала приведем два образчика современной официозной историографии.

Авторский коллектив Министерства обороны РФ не пожалел елея, представив идиллию:

Пресловутый Алексей Попов с категоричностью свидетеля утверждает, что «пьянство, мародерство и половая распущенность были спутниками лишь немногих партизанских формирований»[1149].

Восхитившись изяществом стиля специалистов Министерства обороны, а также простотой и прямолинейностью суждений офицера ФСБ, обратимся к документам.

С точки зрения оккупантов и мирного населения, все реквизиции любых партизан являлись разбоем. Кажется, как еще можно назвать такой поступок: приходят вооруженные люди, намекают на возможность неприятностей или прямо устраивают их, забирают материальные ценности и скрываются в неизвестном направлении? В этом случае всех без исключения партизан следовало бы назвать бандитами. А это было бы откровенной глупостью. Ведь не обязательно смотреть на хозяйствование партизан исключительно глазами второй и третьей сторон. Красочные рассказы потерпевших или захлебывающихся от полученных эмоций свидетелей не освобождают от обязанности при изучении общественной организации оперировать прежде всего системой внутренних оценок этой структуры, а при необходимости вообще дистанцироваться от мнения современников и участников событий. Далеко не всякая насильственная экспроприация является грабежом. Уголовный разбой партизан имеет определенные важные отличия от партизанской хозяйственной операции, реквизиции, пусть даже и совершенной с применением оружия.

В представленной главе под партизанским разбоем понимается совершенное в личных, а не организационно-значимых целях нападение с целью хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасное для жизни и здоровья, или с угрозой применения такого насилия. В данном случае «организационно-значимыми целями» являлась борьба с теми, кого врагом считала политическая надстройка любых партизан — будь то ЦК КП(б)У или ЦП ОУН(б).