Лев Троцкий - Георгий Чернявский

Так Троцкий связывал в единый узел вопросы советской экономики, политики и мировой рынок со всеми его потрясениями. В противовес сталинской теории «победы социализма в одной стране» лидер оппозиции призывал рассматривать развитие СССР в общемировом контексте.

Между тем абстрактную установку Троцкого на мировую революцию (которая оставалась азбучной истиной в коммунистической парадигме и приверженность которой на словах провозглашал сам Сталин) господствовавшая в ВКП(б) группа со все большим успехом использовала для подрыва влияния оппозиции.

Непримиримость Троцкого постепенно заставляла колебаться и отходить от оппозиции деятелей, у которых возникали опасения за свою судьбу, дополняемые искренними или же наносными соображениями о партийном единстве. Особенно показательным было поведение Н. К. Крупской. В середине мая 1927 года, то есть тогда, когда начался сбор подписей под коллективным заявлением оппозиционеров, Крупская написала письмо Зиновьеву, который передал его Троцкому, очевидно, перебрасывая ему нелегкий груз ответа. Крупская сокрушалась по поводу «бузы», поднятой в партии, давая понять, что ответственность за нее лежит на лидерах оппозиции. Вдова Ленина явно сожалела, что поддержала объединенную оппозицию. В своем ответе от 17 мая[1011] Троцкий был предельно сдержан. Но по существу Крупской давалась нелицеприятная отповедь. Не пристало ей, по сути дела, указывал Троцкий, не говоря этого прямо, повторять нелепости, ибо буза — это лишь склока по ничтожному поводу. Троцкий разъяснял, что Сталин перешел в борьбе против оппозиции к тактике истребления. Завершая письмо, перед тем как пожелать ей здоровья, Троцкий писал, обозначая разрыв ленинской вдовы с наследием своего супруга: «Мы будем плыть против течения, даже если Вы вслух повторите… слово «буза». И никогда мы не чувствовали так глубоко и безошибочно своей связи со всей традицией большевизма, как сейчас, в эти тяжелые дни, когда мы и только мы подготовляем завтрашний день партии и Коминтерна». 20 мая в «Правде» появилось покаянное заявление Крупской. Разумеется, малокомпетентная в крупных интригах вдова Ленина не была серьезным достоянием оппозиции. Но она являлась своего рода символом, и переход ее в стан сталинистов был для Троцкого серьезной потерей.

Троцкий, однако, не складывал оружия. К 25 мая завершился сбор подписей под коллективным заявлением оппозиционеров в ЦК. Судя по сопроводительному письму от 25 мая, подписанному Г. Евдокимовым, Г. Зиновьевым, И. Смилгой и Л. Троцким, именно они подготовили документ. Судя по тому, что наиболее опытными в такого рода делах были Троцкий и Зиновьев, можно полагать, что в основу заявления лег написанный ими текст, который был представлен как выражение мыслей группы старых партийцев.

«Заявление 83-х» начиналось с указания на ошибки, допущенные при руководстве китайской революцией и приведшие к ее поражению. Оппозиционеры, поддавшись «военной тревоге», которую раздувало высшее руководство с целью закрепления своей власти и разгрома оппозиции, пытались повернуть сталинско-бухаринскую «военную аргументацию» против них самих. «Поражение китайской революции может чрезвычайно приблизить войну против СССР», — заявляли они. Вторым международным вопросом, по отношению к которому резко критиковался официальный курс, было отношение к АРК. Упрекая советское руководство в признании тред-юнионов единственным представителем британского пролетариата, авторы заявления утверждали, что их деятели в случае войны против СССР «будут играть такую же подло-предательскую роль, какую эти господа играли в 1914 году».

При важности международных вопросов, — волновавших оппозиционеров, особенно Троцкого, видевшего себя главным лидером не только внутренней, но и интернациональной коммунистической оппозиции, — они служили в документе лишь прелюдией к попытке анализа «неправильной линии во внутренней политике». Авторы подчеркивали, что трудности хозяйственного развития СССР серьезно усугубляются тем, что их скрывают от масс, преподнося в качестве генерального курса ВКП(б) теорию построения социализма в одной стране, которая определялась оппозиционерами как мелкобуржуазная.

В заявлении содержалась критика «неблагоприятных для пролетариата классовых сдвигов», которые, по мнению составителей, выражались в низкой зарплате рабочих и безработице, усилении кулака, нэпмана, бюрократа, положении в деревне, расслоении крестьянства. Практические предложения по аграрному вопросу были более чем скромными — они сводились к необходимости освобождения от сельхозналога 50 процентов крестьянских дворов — бедноты и «маломощных» крестьян, хотя чем отличаются последние от бедноты, да и каковы были параметры самой бедноты, проследить было невозможно. Наиболее существенными требованиями заявителей в области промышленности были систематическое улучшение положения рабочего класса, отказ от режима экономии за счет выталкивания новых групп рабочих в ряды безработных. Впрочем, и эти декларации не подкреплялись конкретными предложениями.

Более обоснованной была критика внутрипартийного режима, хотя и здесь можно обнаружить немало сугубо политиканских и даже эгоистических мотивов. «Нам необходима железная партийная дисциплина — как при Ленине. Но нам необходима и внутрипартийная демократия — как при Ленине», — утверждала «старая гвардия», «забывая», что именно Ленин был инициатором драконовской резолюции «О единстве партии». И все же критика партийного режима была острой, смелой и справедливой.

В следующие дни под «Заявлением 83-х» продолжался сбор подписей. С особым мнением выступила старый член партии В. Д. Каспарова, ранее поддерживавшая Сталина. Теперь она обвиняла генсека, что он разрушил партию идейно и организационно.[1012] О согласии с документом заявил полпред во Франции X. Г. Раковский,[1013] что означало его присоединение к оппозиции, хотя до этого он относился к ней с известной опаской. В письме Троцкого, Зиновьева и Евдокимова в ЦК Всероссийского союза рабочих-металлистов от 1 июля 1927 года указывалось, что к «Заявлению 83-х» присоединилось примерно 300 партийцев с дооктябрьским стажем.[1014]

«Заявление 83-х» внесло смущение в среду высших партбюрократов. Разными путями (главным образом в виде рукописных копий) оно распространялось сравнительно широко. Обвиняя Зиновьева и Троцкого в нарушении дисциплины, председатель ЦКК Орджоникидзе не включил в число обвинений подписание этого документа. В ответ на запрос по этому поводу Орджоникидзе отделался смехотворным объяснением: мол, любая группа членов партии имеет право обращаться в ЦКК с заявлением, индивидуальным и коллективным.[1015] И это в то время, когда он же обвинял Троцкого и Зиновьева в куда менее крупных прегрешениях — письмах и выступлениях, квалифицированных как меньшевистский уклон. На этот раз отличие состояло в том, что с изложением своей позиции выступила компактная группа большевиков с дооктябрьским стажем, которых выставили как заслон, прикрывший лидеров оппозиции.