Трогать нельзя - Мария Зайцева

Она тонко вскрикивает, когда я провожу языком между половых губок, с удовольствием собирая ее влагу. Она вся гладкая, ни одного волоска, кожа нежная, чувствительная, все набухло после недавнего моего вторжения. И теперь, я думаю, моя борода тоже оставит свои следы на тонкой коже бедер.

Но пока что не до этого.

Пока что я фиксирую ее ноги, потому что Татка стыдливо пытается их сдвинуть, и жадно, без какой-либо техники, просто получая свое удовольствие, свой кайф. Лижу ее. Мне нравится, просто дико нравится ее вкус, ее чистота, нетронутость.

Мне нравится, что я у нее первый.

И это тоже блядский атавизм и глупость.

Но это так.

Я одним участком мозга, наверно, даже больше инстинктами, понимаю, что ее надо подготовить. Что будет больно, в любом случае, у меня совсем не мелкий агрегат, и опытные бабы повизгивали от неудобства, когда первый раз трахал.

Но терпеть уже не могу, а потому стараюсь расслабить максимально. И быстро.

Она стонет все громче, выгибается, дышит тяжело, губки кусает, и с моего ракурса это просто охерительное зрелище.

Я не перестаю гладить, постоянно трогаю ее грудь, ее животик нежный, дрожащий, потом отрываюсь, провожу опять пальцами между губок, немного заныриваю внутрь. Охереть… Я точно там не помещусь…

Но останавливаться я точно не собираюсь. Да, будет больно. Ничего. Все пройдет потом.

Когда повторим.

А в том, что мы будем это повторять, и очень часто, я ни капли не сомневаюсь.

Посреди этого морока, сладкого дурмана, раздаётся телефонный звонок.

Сначала мы не реагируем.

Только я досадливо морщусь. Потому что оставил телефон как раз возле дивана на столике. И он, сука, надрывается.

Но ничего. Может, кому-то надоест?

Ей-Богу, ведь прибью, точно прибью звонящего!

Но гадский обломщик настойчив.

Звон не прекращается ни на секунду.

Татка в итоге замирает и напрягается.

Сука!

Только расслабил ее нормально!

Ну вот как здесь быть нормальным человеком?

— Погоди, Тат. Сейчас. Только голову отверну суке.

С огромной неохотой отрываюсь от Татки, подхватываю телефон. Колян.

— Ну! — мой рык похож на рев разъяренного медведя, и я не пытаюсь сдерживаться.

— Братух, ты прости, что бужу, но тут такое дело… — голос Коляна на удивление трезвый и жесткий.

Я пытаюсь утихомирить бешено бьющееся сердце и слушаю. Уже понятно, что просто так не позвонил бы он.

— Короче, я сейчас поехал к Лизке. Помнишь, телка из налоговой? Она трепанула после секса, что завтра будет жесткий наезд на автомастерские. У тебя там все норм? Говорит, им сверху распоряжение спустили. Вплоть до возбуждения. Если чего не в порядке, решай, братух. Они с утра поедут.

Я отключился и замер. Потом перевел взгляд на все еще лежащую на диване Татку. Она только ножки свои длинные свела стыдливо. Да грудь ладошками прикрыла.

И такая она была соблазнительно-невинная, что просто зло взяло!

Да ну что за нахер!

Ну вот как после этого нормальным здравомыслящим человеком оставаться???

И оставить ее невозможно, член разорвет сейчас от напряга, да и вообще, как это можно сделать?

Когда она — такая! Когда она — здесь, уже подо мной практически! Да чего там практически? Реально подо мной!!!

И дальше ничего не сделаешь.

Потому что косяки у меня в доках были.

И надо спешно выдергивать главбуха и юриста и шерстить все, что можно. И до утра пара часов осталась! А утром у меня еще в клубе — танцы с бубнами, проверка новым инспектором!

И вот как так, сука? Как так???

Именно тогда, когда Татка в моих руках, со мной, сразу все посыпалось!

Это чего такое?

Это наказание мне, что ли?

За то, что слишком клево было?

Так еще и не было пока что! Еще только планировалось! Так, затравка, чисто эстетический кайф!

Я, естественно, пока вся эта ненужная и отвлекающая от нормальных мыслей и решения ситуации хрень вертелась в голове, времени не теряю. Спешно иду в ванную, умываюсь, дышу, потом на кухню за льдом. Потом опять в ванную. Оттуда уже выхожу спокойный и злой до жути.

Татка растерянно изучает разодранные шортики.

Ее вид, в одной маечке и трусиках, чуть было опять меня не низводит до состояния животного, настолько, что я даже готов плюнуть на все эти гребанные проверки и остаться здесь, с ней.

Но мозги, основательно прочищенные льдом, прижатым к члену, все же работают.

Я иду в спальню, достаю свою футболку, натягиваю на нее сверху. Отбираю шортики и прицельно швыряю в мусорное ведро.

Потом беру ее за плечи, пристально смотрю в глаза.

— Татка, мне срочно надо уехать. Ты поняла, да?

Она кивает.

Похоже, сестренка все еще в ступоре от произошедшего, растеряна и подавлена.

Ну уж нет!

Я не собираюсь давать тебе жалеть о произошедшем! Поздно, сестричка! Уже поздно!

— Ты остаешься здесь. Иди спать ложись. Я вернусь, и мы поговорим. Поняла?

— Да…

Я больше ничего не говорю, только целую ее жадно и быстро, так, чтоб запомнила, и чтоб самому не остаться с ней, плюнув на все на свете.

Потом быстро натягиваю одежду, хватаю телефон и ключи от байка и вылетаю прочь. До утра всего пара часов. У меня вагон дел.

К тому же у меня теперь море стимулов все сделать быстро и вернуться домой.

К сестренке.

Моей сладкой сводной сестренке, которую нельзя трогать.

Никому.

Кроме меня.

Половина гребанного дня у меня проходит под знаком налоговиков. Вот за что уважаю этих тварей, так за то, что если уж имеют, то прямо со страстью и разнообразием. Столько поз я даже в порно, разнузданном гэнгбэнге, не видел.

Сначала мы едем в мастерскую.

По пути я выхватываю главбуха, с выражением на лице, потому что у нее, говорят, охрененно ревнивый муж, и резкий старт в четыре часа утра, да еще и с шефом, вообще, я так понимаю, укреплению семейной жизни не способствует. Но в тот момент на это глубоко насрать.

Я плачу ей очень нехило, поэтому имею право за свои бабки иметь ее тогда, когда мне надо, фигурально выражаясь, естественно.

Юрист приезжает своим ходом.