Поводок - Екатерина Михайловна Денисова

было слышно. Но зато другое было для меня явным. Две ситуации повторились с поразительной точностью. Стоило кому-то обратить внимание, как я совершенно не могу совладать с собой.

Свернув налево, я около часа ехал вперед до самого кладбища. Пейзаж за окном литературным переходом описывал нарастающий холод в груди. Капли на щеках засохни и неприятной коркой сковывали мышцы. Я не решился взглянуть на себя после того инцидента на дороге. Увидеть еще раз удрученное лицо сейчас было для меня не самым лучшим решением. Рука болела, но мне нравилось чувствовать эти ощущения. Она не касалась руля, словно проходила сквозь его шершавой поверхности. Воздух из полу-открытого окна свежим запахом обволакивал нос. Он столбом выходил из замершего носа. Ощущение инея на кожных стенках приводило тело в дрожь. Я смахнул его, но вызвал пронзительный вопль в правой ладони.

— Стой! — я резко нажал на тормоз. Перед лобовым стеклом стояла Тиф. Напуганные глаза врезались камнями в душу. Сердце чуть не остановилось от мысли, что я мог по своей невнимательности убить собственную сестру. И по ее виду я мог сказать, что она тоже об этом подумала и ужаснулась не меньше меня.

— Извини, я не хотел тебя напугать.

— Ничего страшного. Хорошо, что ты хоть не разучился слышать.

Ее замечание перестало для меня нести колкий умысел. Да, слышать я мог, только вот услышать хоть слово никак не удавалось. Я видел, но как показал случай, глаза все равно слепыми пятнами смотрели на мир. Пару минут назад я мог похвастаться новыми ощущениями, страхом потери еще одного родного человека, но буквально мгновение пролетело ветром по лицу, как я уже вернулся в прежнее состояние. Сердце не билось, кожа не реагировала на знойную погоду. От человека осталось только название. Призрак, вот кем я стал.

— Что с твоей рукой? Ты кого-то побил?

— Нет.

— А что тогда?

— Это не важно! — отрезал я довольно грубо и направился в другую сторону, подальше от навязчивых расспросов.

Гости пребывали быстрым потоком. На удивление приехали все, кого я знал. Друзья Эммы, наши общие знакомые и родственники. Палитра не удивляла контрастностью, да и не должна была. Черным шлейфом тянулись платья, костюмы вороными отливами отражали снежную корку. Лица выглядели потерянными. Возможно, кому-то здесь не так часто приходилось бывать на подобных мероприятиях. В глазах чувствовался страх, сомнение в правильном выборе. Кто-то даже порой отводил взгляд на свою машину, словно уже готов был сорваться с места и уехать обратно домой. Пока я шел посреди всех собравшихся, меня не покидало чувство, что будто кто-то больше остальных приглядывается к моему поведению. И догадаться было куда просто. Моя мама стояла возле гроба, близко, чем вы могли бы представить. Она смотрела в никуда, хотя и не выглядела растерянной. Губы выровнялись тонкой линией, кожа покрылась добрыми морщинами, волосы совсем остыли и теперь холодным пепелом собирались в пучок. Я давно не виделся с ней, поэтому я так тщательно всматривался в родной образ незнакомки. И видно я не смог остаться незамеченным. Карие глаза обернулись в мою сторону и обожгли красноречивой тишиной, полной траура и пустоты…

…

…

Смерть… я так много видел ее в жизни, но так и не смог научиться справляться с ее желчным самодовольством. Она может прийти на закате дня, в ночную пору и даже при свете яркого солнца. Для нее нет никаких правил. Хотя, если подумать, все же есть одно- скорбь. Этот подарок оставался всегда после недолгой встречи с ней. Он может простоять неоткрытым годами и даже веками. Кто-то мирится и просто не замечает острых краев, а кто-то как я сидел подле странного предмета и неустанно открывал содержимое. Смерть при этом никуда не уходила. Она любила наблюдать за тем, как любящие души с терзанием в груди пытаются одолеть наплывающее чувство пустоты. Бездонные глаза с усмешкой скользили по жалкой картине и не могли не разразиться унижающим смехом.

Прошло полгода. Хотя я уже потерял счет дням. Каждый проходил по одному сценарию. Я не выходил из дома, а если и удавалось все же ступить за пределы, то только, чтобы отправить к чертям назойливых сотрудников компаний или почтальона. Меня отстранили от работы. Первое время я старался держать себя в руках, но в один момент пелена накрыла глаза, и я очнулся, прижимая курок к виску. Такое было неприемлемо, и начальник поступил правильно. Родж периодически звонил, но я всегда только тихо наблюдал, как экран телефона переставал гореть. Не знаю, хотел ли я говорить с кем-то или уже забыл, как это делается. Жизнь действительно изменила свой курс, очень сильно и ощутимо. Смотря каждый раз в зеркало я видел старого человека, которого потрепали годы непосильной работы и бессонных ночей. Но правда была в том, что выглядел я так наоборот из-за отсутствия какого-либо движения и бесконечного забвения. Занавески всегда закрывали солнце. Лучи не проникали внутрь и останавливались в пару сантиметрах от окон. Иногда пальцы сами тянулись раздвинуть темную ткань, но мурашки на кончиках пальцев сравнивали все возможности с ничтожеством. Вот так прошли мои полгода.

«Если бы я знал, то никогда бы не нажал на курок…» — эти мысли ежедневно скручивали руки на спине. Да, я винил себя во всем, что произошло. И ничто не могло изменить моего мнения. Вечерами я прокручивал тот момент, когда рука берет телефон и нажимает на заветный зеленый круг. Я бы услышал голос Эммы, который теперь так смутно стирается в памяти. Возможность была так близка, но я не смог воспользоваться ею. Все как обычно, как и должно быть написано в книге. Герой в нужный момент уделяет внимание мелочи и совершенно бездумно обрекает на страдание весь сюжет и себя самого. Я так всегда боялся стать той самой ошибкой. Но даже иногда нежелания сбываются с поразительной скоростью, на которую мы не рассчитываем.

«Я хотел подняться, но сил было только, чтобы выключить свет…»— так было каждый вечер. Желание встать колоколом трубило в костях. Прошлая жизнь хотела вернуть меня к чему-то знакомому, но мое прощание стало слишком громким. Оказаться шестью месяцами ранее было слишком нереально. И я не думаю, что смогу так просто окунуться в те воспоминания. Ужасно осознавать, но теперь это действительно так. Боль не утихнет, даже если я снова увижу ее. Даже если бы я поступил иначе, я потерял ее. И больше не смогу второй раз пережить смерть. Страдания выливались на свободу, особенно когда я видел перед глазами радио