День шпиона и кое-что о птичках - Яр Туди

я понимаю, что вы тоже были бы там, генерал.

Потрясенный до глубины души, генерал отступил на полшага.

Собственную внучку!.. Да что же это такое! — Читалось на его лице.

— И… почему же вы… — Генерал не мог подобрать слов.

— Потому, — тем же ледяным голосом произнесла Ликин, — что дед не сказал мне, что было в шкатулке. Хотя знал, что это не заставило бы меня отступить. Что я была бы счастлива выполнить его приказ. И все же он промолчал… Сейчас я хочу найти шкатулку. И пусть никто не пострадает.

…Ликин не чувствовала боли в руках, непроизвольно вцеплявшихся в борт колесницы. Верховые умчались вперед, кроме хлещущих вокруг веток Ликин ничего не могла видеть, только повторяла: "Скорее! Ну же!"

Вдруг возница резко осадил коней. Ликин ткнулась лицом в спинку его сидения так, что в голове зазвенело, но, не обращая внимания на ушиб, не думая о стрелах, она выскочила из колесницы, и поскользнулась на арбузной корке — плоды раскатились по всей дороге, многие были разбиты и источали свежий и сильный, уже чуть кисловатый запах. Они доехали до перевернутой повозки! Дорогу никто не перекрывал! Неужели все напрасно?

Впереди несколько человек старались сдержать одного и не нарушить при этом субординации. Они теснили в сторону дороги того самого начальника отдела — высокого молодого человека в форменной одежде, но уже без шапки. С его плеч и ног свисали, поблескивая, обрезки армированных веревок, рядом валялся мешок с песком. Молодой начальник пришел в себя быстрее, чем ожидали установившие ловушку. Он успел и разрезать прочные веревки, и спуститься вниз, да еще и обменяться с кем-то ударами — его руки, лицо, отпечаток грязной подошвы на его одежде свидетельствовали о том со всей очевидностью.

Подбежавшая ближе Ликин увидела и истоптанную шапку, и того, с кем, очевидно, только что дрался начальник отдела. В сжавшейся на земле фигуре, перемазанной к тому же смешанной с землей арбузной мякотью, Ликин не сразу узнала Змееныша. Она поняла, что это именно он, когда человек, неловко пытавшийся отползти в сторону от дороги, вдруг приподнял голову и закричал:

— Назад! Уйдите же все-е! — В голосе кричащего ясно слышался чужеземный акцент.

Жишен пытался урезонить его на родном языке, но парень, не слушая, продолжал выкрикивать свое:

— Прочь! Назад!

И еще какие-то слова, ругательства, должно быть…

Ликин присела неподалеку от Змееныша и спокойно сказала:

— Все, можешь отпустить. Все уже поняли. Она сама собой не сработает, там секрет. Так что можешь не цепляться.

Змееныш поднял на нее глаза.

— А-а, ты… Кто это тебе в лоб дал?

Он медленно сел. Оказалось, что шкатулку была у него где-то под животом, и он старательно вжимал ее в землю своим телом. Выдернутая из фиксирующей петли разрубленная рука его вновь кровоточила, он попытался подтянуть ее и зажмурился — видимо, было очень больно.

Молодой начальник сделал новую попытку — то ли ударить Змееныша, то ли схватить шкатулку. Жишен, вдруг появившийся рядом с ним, оттеснил его назад.

— Тадаси! — Резко обратился он к Змеенышу. — Затяни немедленно!

Змееныш послушно отыскал концы повязки и, ухватив их зубами и здоровой рукой, постарался завязать. Жишен быстро закрутил щепкой и зафиксировал жгут, останавливая кровотечение, после чего снова закрепил руку в петле.

Стуча зубами, Змееныш что-то объяснял, сбиваясь с одного языка на другой.

— … сказано мне — сиди и не показывайся. Только в крайнем случае. Тогда… Приехал он. Стал искать…

Он еще что-то бормотал потерянным голосом, глядя в землю, а потом, подняв глаза на Ликин, объяснил:

— Когда сеть затянулась, он коробку уронил. Прямо ко мне в скрад. А от нее серой несет, и фосфором. Я этот запах знаешь как помню! Так, что никогда не забыть! Там запал… И огонь, который не потушить. Ну, я и подумал, что господин командир, наверное, будет недоволен, если ее брат… ну, брат госпожи начальницы, в смысле… ну, если бы он сгорел здесь, из-за нашей ловушки, то как потом господин командир ей, госпоже начальнице то есть, об этом мог сказать? Господин командир, наверное, расстроился бы,…

— Господин командир, — рявкнул на него Жишен, — крайне расстроился бы, если бы Тадаси сгорел здесь из-за нашей ловушки! Господин командир был бы чрезвычайно недоволен… Очень долго! Тебе понятно, я надеюсь? Тогда давай сигнал — и поехали отсюда.

— Правда? Да? Вы… огорчились бы? Правда? — Тадаси сиял, и его взгляд больше не казался Ликин змеиным, а лицо — отталкивающим. Обычное, довольно славный, молодой парень, только слишком уж бледный и весь в грязи.

… Всадники скакали и скакали, проносясь мимо сидящей в траве на краю дороги Ликин — черные тени на фоне вечернего неба, и стук копыт отдается по земле прямо в грудную клетку — та-та-там! Та-та-там!

— Удачи вам, барышня!

Ликин помахала рукой.

Она прекрасно понимала, куда они мчались — догонять дедушку, искать свитки. Или нет? Быть может, они направятся к северу, к землям своего князя, чтобы и дальше — как он сказал? "Обслуживать междоусобицу", кажется. Или нет? Она уже потеряла счет и правдам, и лжи, что говорили все вокруг. Что теперь будет с молодым начальником? В самом деле компромат был лишь хитростью, ловушкой, или Жишен просто выдумал это на ходу, так же, как про "забрать своего человеека" — шпионка же убита? Догнав деда, он убьет его и заберет компромат — чтобы сменять бумаги на свободу и успешную карьеру для господина Джиньши? Почему ей не хочется плакать, будто дед для нее давно уже умер? А господин Джинши — его оставят в покое, или он, бросив все, вынужден будет вернуться домой? А сам Жишен? Он действительно едет в храм, чтобы сдаться? Или алый ярлычок для него — лишь предмет для шуток? Сможет ли выздороветь Змееныш? Вопросы теснились и давили, нападали со всех сторон, как надоедливые комары, и лишь одного не было среди — что будет с Ликин?

* * *

Ночь

Темно-синяя ночь радует прохладой. Облака на западе еще хранят отблески заходящего солнца, но над карликовыми яблонями уже появились звезды — серебряные бусинки на плотном, гладком шёлке.

Мальчик лет шести, поминутно оглядываясь — никто не видит? Точно никого нет? — вперевалочку бежит между деревьями. Бордовое монашеское одеяние, слишком большое для такого малыша, волочится по дорожке, влажной от вечерней росы.

— Привет! Ну, вот — я сдержал обещание.

Темная тень отделилась от яблони. В руки мальчика ложится круглый предмет, завернутый в плотную ткань.

— Вы правда?