Крыша мира. Карфаген - Владислав Выставной

– А у меня с детства аллергия на дерзких, – злобно пояснил тот же голос. – Таких я лечу – своим особым методом.

– Ладно… – протянул наемник, внутренне собираясь. – Пошутили – и хватит. Пропустите меня – обещаю, у вас не будет никаких проблем.

В ответ все пятеро расхохотались резким лающим хохотом, как стадо возбужденных макак. Мориц уже не смотрел на них, медленно разворачивая на отставленной руке все еще мокрый плащ. Словно игнорируя угрозу, он стал демонстративно расправлять складки на нем, чем привел главаря в ярость:

– Ты что, умник, самый смелый, да?

Мориц бросил на него короткий взгляд, не отрываясь от своего занятия. Плащ был добротный, сшитый на заказ из довоенных запасов ткани. Мужчина ценил его за обилие карманов и их размеры, за множество скрытых ремешков и подвесов, в которых при желании можно было спрятать автомат Калашникова – со сложенным прикладом, конечно. Еще больше ему нравилось, что ткань практически не мялась и струилась на ветру на манер алого плаща матадора – если им соответственно взмахнуть.

– Ладно… – сдавленно произнес главарь, кивнул подельникам. – Кончай его, ребята.

… А еще плащ был хорош своей неожиданной функцией – он мог стать оружием в рукопашной схватке. Преимущество здесь заключалось во внезапности – противника сбивал с толку неожиданный функционал безобидной с виду вещи. Поэтому удар гирькой ушел «в молоко» вместе с самим орудием на цепочке, запутавшейся в выброшенном навстречу плаще. Дернув за цепь, Мориц получил возможность накинуть тот же плащ на голову этому упырю. Мужчина молниеносно обвил шею отморозка рукавом и рванул дергавшееся тело на себя. В возникшем хаосе бросившийся в атаку гаденыш со штырем довольно удачно промазал, пырнув в бок своего же беспомощного товарища. В ответ получил от последнего, лишенного способности видеть, увесистый удар ботинком в переносицу.

Когда остальные сообразили, что пошло не так в их нехитрой задумке, у Морица помимо плаща была уже цепочка с гирькой и выдернутый из бока неудачника штырь. Нервному паникеру хватило одного удара гирей в ключицу, чтобы он заскулил и отполз за пределы схватки. Крутившемуся рядом с главарем повезло меньше: недолго думая, наемник с силой швырнул в него тот самый окровавленный штырь. Нехитрое орудие оказалось достойно сбалансированным – острие вошло нападавшему прямиком в ямку под кадыком.

«На десерт» остался громила, которого разгром основного состава банды, похоже, ничему не научил. С ревом взбешенного носорога он с ходу бросился на наглого чужака. Тут тоже сказалась неопытность в подобного рода делах. Наверное, в своих вонючих штольнях и мусорных свалках – или откуда он там приперся в эти места – он и был в авторитете, решая проблемы исключительно методом применения грубой физической силы. Верзила не понимал, что Центральный сектор тоже возник не вчера и за этот лакомый кусочек с первого дня велась борьба на выбывание. Здесь решающим фактором становились не столько сила и нахрап, сколь реакция, ум, опыт, банальное понимание слабых мест и болевых точек, вкупе с цинизмом и жестокостью, конечно. Причем все это касалось рядовых неприкасаемых. Мориц же без особой рекламы практиковался на том, что окунал этих безжалостных животных лицами в их же дерьмо.

Так что этот бугай с интеллектом бульдозера мог рассчитывать лишь на случайную ошибку физически более слабого противника. Наемник же исчерпал на сегодня лимит неудач. Он, легко отпрянув, придал проносящейся мимо туше дополнительное ускорение – по всем принципам айкидо.

Главарь не ожидал столь внезапной встречи со скальным выступом, в который он со всей дури впечатался темечком. После этого громила просто рухнул мешком – и затих. На чем все и закончилось.

Брезгливо вытерев руки о робу стонущего с дырой в боку бедняги, Мориц подхватил упавший плащ и неторопливо пошел дальше.

Четырнадцатый уровень славился относительной чистотой и спокойствием. По крайней мере, до второй волны беженцев, после которой плотность населения в центре стала увеличиваться со скоростью нарастания критической массы ядерного боеприпаса. Здесь находилась рекреационная зона Карфагена. Сильно сказано, конечно, так как по задумке создателей подземного убежища здесь должны были проходить лечение и восстанавливать силы все его обитатели. Но, как обычно, что-то пошло не так, и в гигантскую нору набилось в разы больше народу, чем предусматривалось по проекту. Сам факт того, что все не вымерли от голода и перенаселения в первый же год, уже можно было отнести к коллективному героизму, лавры которого традиционно и беззастенчиво приписывала себе Директория.

В любом случае сразу же стало понятно, что рекреационная зона всех не потянет; скорее, ее просто загадят, и Карфаген лишится возможности хотя бы условной медицинской помощи для наиболее нуждающихся. Дело было в том, что именно здесь компактно располагались медицинские блоки, больница и некое подобие санатория.

Попасть сюда простому смертному было нереально. На того, кто не бывал на элитных уровнях, здешние условия производили неизгладимое впечатление. Во-первых, здесь царила чистота, немыслимая во всех прочих уголках мрачного человеческого муравейника. Это стало возможно только по одной причине – ограниченного допуска на уровень.

Ограничения мало волновали Морица. Он без проблем миновал внешний блокпост и хорошо охраняемую проходную, небрежно помахав жетоном. Что не избавило его, впрочем, от необходимости пройти тщательную дезинфекцию под струями ядовитого газа и облучением в ослепительных ультрафиолетовых лучах. Здесь тоже имелись шлюзы, изолировавшие уровень от остального объема Карфагена. Говорили, что в рекреационном пространстве поддерживается повышенное давление воздуха по отношению к довольно некачественной атмосфере остальных уровней. Но сколько ни принюхивался, Мориц не замечал разницы.

Взгляд, однако, отличия улавливал четко. Все здесь сверкало ослепительной белизной при спартанской, в общем-то, обстановке, прямых углах и полном отсутствии архитектурных излишеств.

Но главное, что поражало здесь неискушенные взгляды, – это парк. Пространство размером с футбольное поле, покрытое жухлой травой, кустами и изломанными приземистыми деревьями, выросшими под скудным искусственным освещением. Поле это было разбито мощными «колоннами», оставленными в породе для поддержания свода. Колонны были плотно увиты плющом и лишь добавляли ощущение свежести. В центре же парка имелось крохотное озеро каплевидной формы. Все здесь было настолько ухожено, прилизано с такой тщательностью, что казалось содержимым декоративного стеклянного шара – были когда-то, в той жизни, такие игрушки. Из-за этой вот декоративности Мориц как раз и не любил парк. Странно, но более живой ему казалась плесень на стенах туннелей и жалкие травинки в горшках, которые продавали за бешеные деньги в торговых рядах Месива.

Кое-что, однако, резало взгляд. Обычно безлюдный, сейчас этот странный подземный лес был заполнен людьми. Но не праздно шатавшимися счастливчиками из санатория и не медитировавшими на воду больными. Здесь вповалку лежали десятки, если не сотни оборванцев, которых раньше не подпустили бы и на пушечный выстрел к стерильной зоне.