Крыша мира. Карфаген - Владислав Выставной

Здесь, на дне и без того глубоко погребенного подземного убежища, царил настоящий ад. Как раз в этих местах появлялось осознание первоначального назначения шахт, вгрызавшихся в толщу Кавказских гор. Еще за сотню шагов от цехов становилось трудно дышать, а на языке появлялся металлический привкус. Ближе – по ушам ударяло механическим грохотом, а дальше – обдавало удушливым жаром. Как-никак температура плавления вольфрама – более трех тысяч градусов. Здесь густо ветвились тесные червоточины ходов, в которых приходилось пригибаться, зато какое-то время удавалось избегать нежелательных встреч.

Однако недолго. Едва впереди замаячили желтоватые отблески горячего цеха, детектива остановил небрежный оклик писклявого нагловатого голоса:

– Эй, дядя! Заблудился?

Это было неожиданно: голос прозвучал за спиной. Обернувшись, Мориц увидел сидевшего прямо на земле, а точнее, на разбитой горной породе, тощего, жутко грязного человека. Впрочем, даже под слоем копоти на его плечах и руках, торчавших из-под лямок рабочего полукомбинезона, явственно виднелись характерные наколки.

Неприкасаемый. Сучий потрох, бандитское семя, тот, кому не писаны человеческие законы, который признает лишь силу и довольно условные «понятия» криминального мира. У Морица был изрядный опыт общения с такими персонажами, однако в этот момент наемник пожалел, что не успел отыскать Змея раньше: его «клиент» специализировался на переговорах с неприкасаемыми. Был попросту посредником в скользких отношениях группировок. Тут такое дело: работа работой, но лишний раз совать голову в пасть тигру спецу не хотелось.

– Не заблудился, – спокойно отозвался он. – Я ищу одного человека.

– Ищет он, – мерзко хохотнул тощий. – Тут не любят таких вот ищущих. Не боишься испариться? В печке для плавки металла.

– Это в мои планы не входит, – сказал Мориц. Внимательно оглядел неприкасаемого. – Заработать хочешь?

– Я даже говорить с тобой не буду. – Тощего аж перекосило. – А ну, встал на колени и клешни на стену!

В его руке появился непривычного вида ствол. Что-то среднее между пистолетом и обрезом дробовика-вертикалки. Очередная самоделка от умельцев-оружейников, каких немало водилось в темных глубинах подземных уровней. Хороший мастер по оружию в Карфагене никогда не остался бы без работы и куска сытной лепешки.

Все сразу пошло по худшему сценарию. Мориц надеялся тихо прозондировать обстановку, разыскать тех, кто видел Змея, заодно выяснив, что ему тут понадобилось. На это заказчиком был выделен отдельный бюджет, и трудно было представить, что в такое мутное время кто-то откажется от денег. Можно, конечно, было положить нахала из «кедра», но это грязная работа, которая могла выйти боком, а главное, не привела бы к нужному результату.

Медленно опустившись на колени и приложив ладони к влажной шершавой стене, детектив повторил попытку:

– Я серьезно. Тысяча монет за информацию – и расходимся с миром. И говорю сразу: деньги в условленном месте. Это на случай, если ты решишь меня кокнуть и карманы обчистить.

– Да у тебя с черепушкой проблемы! Хочешь меня стукачом выставить? За жалкую «штуку»?

– Две «штуки», – спокойно сказал Мориц, – если информация поможет в поисках. Человека зовут Змей. Он недавно побывал здесь.

– А я тебя, пожалуй, грохну.

– Тогда я бы поговорил с Гвоздодером. Сообщи ему о том, что пришел его старый приятель. Он поймет.

– Эва хватил, – хохотнул тощий. Но уже не так уверенно. – Бугра ему сразу подай. А захочет ли он с тобой говорить?

– А ты проверь.

Это был блеф. Мориц не знал Гвоздодера. Да и мало кто мог похвастаться знакомством с этим нелюдимым и мрачным человеком, плотно сидевшем на вольфраме. Подозрительность Гвоздодера была почти маниакальной. Единицы знали его в лицо, еще меньше – представляли, где тот может находиться в конкретный момент времени. Он даже ночевал каждый раз на новом месте. Не имея родных и близких, главарь группировки не имел и постоянных приближенных. Ходили слухи, будто однажды он лично передушил собственную охрану – только потому, что ему что-то там померещилось. И все в его банде были такими же параноиками, дрожавшими за собственные шкуры, всякий раз ожидая удара в спину. Такова была цена за блеск вольфрама, ставшего в Карфагене синонимом богатства и власти. Гвоздодер не любил ничего, кроме этого металла, выплавляемого в подконтрольном ему литейном цеху. Поговаривали, у этого человека был даже свой собственный монетный двор.

Но это вряд ли. Отливкой монет (ибо чеканка вольфрама проблематична в принципе) занимались специально подготовленные люди Директории, под защитой спецназа и секретных служб. Прознай они, что неприкасаемый, пусть даже такой влиятельный, засунул руку в казну и гонит фальшивки, его, не раздумывая, сунули бы в адскую печь, где в чудовищных вольтовых дугах плавился неподатливый металл.

Но Гвоздодер был полезен. Он обеспечивал специфическую защиту производственного процесса – прикрывал «литейку» и монетный двор от конкурировавших группировок неприкасаемых, да и от соблазна отдельных представителей власти вести собственную игру в этой заманчивой сфере. С позиции Директории это был сильный ход – использовать угрозу своей власти против еще больших угроз, таким нехитрым образом купируя основной комплекс проблем, связанных с преступностью.

– Так кто ты и что тебе надо? – продолжая скалиться, спросил тощий. – От правильного ответа зависит твоя жалкая жизнь.

– Малыш, ты начинаешь мне надоедать, – процедил Мориц. У него уже созрел план, как без особых физических затрат и перевода патронов проучить непонятливую «шестерку». – Долго я буду подпирать руками стену?

– Ты что, брателло, бессмертный? – продолжая целиться ему в затылок, поинтересовался тощий. – Ей-богу, шмальну!

– Что за кипиш? – просипел еще чей-то голос. – Кого это ты за жабры взял, Нервный?

Этот новый, тихо вышедший из темноты, был точно в таком же рабочем полукомбинезоне, только на несколько размеров больше, жирный, с почти отсутствующей шеей и круглой лысой башкой, словно оторванной от другого тела и кое-как прилепленной на первое, что попалось. Двигался он грузно, но при том с какой-то особой ловкостью, так, что не было слышно шагов его раздавленной под тяжкой ношей обуви.

– Да вот, упырь какой-то, пытался в литейку прошмыгнуть. Говорит, знаком с Гвозодером.

– Да ну? Так и говорит?

– Ага.

– Так какого ж хера он у тебя на коленях стоит? – рявкнул толстый.

– Не понял, – тощий несколько опешил. Даже ствол опустил.

– Чего ты не понял, тупая ты крыса? А если Гвоздодер и впрямь его знает? Такой вариант не рассматривал?

– Я не…

– Вот именно. Если Гвоздодер решит, что этот хмырь – самозванец, тогда уж его в любой момент в расход можно. А если болезный пожалуется бугру на унижение и все такое…

– Я не пожалуюсь, – глядя в стену, пообещал Мориц. – Я ж понимаю – работа у вас такая.