Моя новая маска - Полина Ром

— Этот дом принадлежит кёрсте Эгреж! — с немалой гордостью в голосе произнесла трок Матон.

Мы с Линком взяли Эжен за руки и все вместе начали подниматься по широкой лестнице. На каждом этаже было только по одной двери. Между вторым и третьим Эжен захныкала — пришлось взять её на руки — подниматься малышке было слишком тяжело.

Пыхтя от непривычного груза, я дотащила её до четвёртого этажа. В распахнутых дверях нас уже ждала горничная в белоснежном переднике.

Горничная помогла нам раздеться, унесла накидки и пальто в гардеробную.

Трок Матон, велев нам ждать, растворилась где-то за дверью одной из комнат, а горничная, вынырнувшая из гардеробной, почтительно поклонилась и, приговаривая: «Прошу, кёрста, следовать за мной», поспешила провести нас мимо роскошного широкого коридора через большую ярко освещённую кухню со множеством блестящих медных сковородок, сотейников и кастрюль, где в поте лица трудилась пышнотелая повариха с двумя молодыми помощницами, и, в конце концов, вывела нас на чёрную лестницу.

С левой и правой стороны площадки располагалось по три двери. В центре уже стояли два наших сундучка с вещами. Очевидно, кучер занёс их по лестнице для прислуги.

На площадке весьма ощутимо попахивало тухлятиной и гнилью, и я вдруг вспомнила один из романов Эмиля Золя, где упоминалась ленивая прислуга, выплёскивающая помои прямо на лестницу. Неужели в этом богатом доме тоже делают так?! Горничная шагнула влево и открыла одну из трёх дверей.

— Прошу вас, кёрста, проходите.

Я с недоумением оглядела дурно побелённую коморку без окна. Возможно, раньше здесь была кладовка. Теперь же, напротив входа, к стене, покрытой сероватой, разбухшей извёсткой, прислонилась узкая кроватка.

Ещё из мебели наблюдался потёртый венский стул и маленькая полка, прибитая у изголовья. На полке, в жестяном подсвечнике со сломанной ручкой, торчал огарок свечи, рядом лежала потёртая толстая книга и коробок спичек. В комнате даже негде было поставить сундук с одеждой — так она была мала.

В полном шоке я смотрела на это нищенское убежище, а горничная, между тем, открыла две соседние двери и слегка подтолкнула детей в спину — каждого к своей комнате. Их спальни один в один напоминали мою, разница была только в том, что в крайней клетушке, где собирались разместить Эжен, высоко под потолком было некое подобие крошечной форточки.

Все ещё не решаясь войти, мы стояли под нетерпеливым взглядом горничной, когда дверь кухни вдруг распахнулась и оттуда вышла трок Матон. Ехидная ухмылка тронула её узкие губы и чуть скрипучим голосом она спросила:

— Ну, и чего вы ожидаете? Кёрста Эгреж уже садится ужинать и желает вас видеть, так что поторапливайтесь!

— Трок Матон, я не понимаю, куда мы можем поставить наши вещи.

Ответ трок Матон чётко объяснил мне, что лёгкой жизнь в этом доме не будет:

— Нищим подкидышам не пристало капризничать! — её рыбьи глаза торжествующе блеснули, — Вы должны быть благодарны кёрст Эгреж за приют!

Мы беспомощно переглянулись с Линком, наконец, я сообразила.

— Линк, помоги мне, пожалуйста, — я показала глазами на сундуки.

Надрываясь и пыхтя, мы вдвинули один из сундуков в мою комнату, а второй в комнату Линка. Эжен всё это время стояла в дверях своей клетушки, сумрачно разглядывая нас и прижимая к себе мишку. С сомнением покосившись на малышку, трок Матон обратилась к горничной:

— Тарма, побудь с этой, — она кивнула головой в сторону девочки, — пока кёрст Эгреж будет беседовать с ними.

Никого из нас эта сушёная вобла не называла по имени. Как будто боялась осквернить свой язык чем-то непристойным. Видно было, что эту приживалку радует, что в доме появился кто-то ещё более бесправный, чем она.

Под предводительством трок Матон мы с Линком прошли кухню, вошли в тот самый роскошный коридор и двинулись к одной из комнат где-то в центре квартиры. Вобла распахнула дверь и почти торжественно произнесла:

— Кёрста Эгреж, сироты прибыли! — затем посторонилась и дала нам пройти.

В большом зале, ярко освещённом несколькими настенными бра, за столом, покрытым белоснежной скатертью и блистающим хрусталём, начищенным серебром и тонким фарфором, в гордом одиночестве сидела миловидная женщина лет пятидесяти.

Лоб её, так же, как и наши, пересекала чёрная траурная повязка. Седые волосы, завитые в аккуратные букли, обрамляли приятное округлое лицо. Женщина была полновата, а потому морщин на чуть лоснящейся коже почти не было.

Одетая в достаточно роскошное платье из тёмно-фиолетового бархата с чёрными кружевами, она выглядела, как олицетворение благопристойности и роскоши. Судя по всему, именно она являлась сердцем этого гадюшника.

Милостиво улыбнувшись трок Матон и чуть щуря глаза, кёрста молча рассматривала нас. Своей компаньонке она, кстати, тоже сесть не предложила. Молчание затягивалось, и я прямо чувствовала, как всё более неловким становится наше положение, как Линк теряет последние капельки надежды.

Я же, как ни странно, осталась совершенно спокойна. После того, как увидела убогие комнатёнки, где нам предстояло жить, я уже начала догадываться, что ждёт нас при встрече с опекуншей, поэтому на меня эта сцена особого впечатления не произвела.

Напротив, как и всегда в какие-то неприятные моменты жизни я мысленно плотнее прижала к лицу «Маску силы» и совершенно спокойно посмотрела в глаза этой гадине — я её не боялась.

Брови кёрсты поползли вверх. Она, ни слова не говоря, наколола на вилку кусочек жареного картофеля, положила в рот и принялась медленно жевать. Чем-то она неуловимо напоминала мне хозяйку собачьего питомника.

Молчание всё длилось, кёрста ела, неторопливо, тщательно пережёвывая сперва ростбиф с картофелем, потом — поданное горничной рыбное филе в кляре, затем последовал какой-то десерт…

А мы продолжали стоять и смотреть на мерно двигающуюся челюсть. Наконец, очевидно, сполна насладившись нашим унижением, она заговорила приятным мягким голосом:

— В моём доме я не потерплю распущенности и лени. Раз уж я из милости взяла вас сюда, каждый из вас будет иметь свои обязанности и неукоснительно выполнять их, — она приятно улыбнулась, наслаждаясь ситуацией, — Надеюсь, дурная кровь вашей матери не успела вас испортить окончательно! Поскольку Господь, — та трогательно возвела глаза к потолку и «перекрестилась», касаясь бровей и губ, — возложил на меня это бремя, я постараюсь нести его с честью, но за лень и непочтительность буду строго наказывать!

За нашей спиной угодливо захихикала трок Матон. Голос её при обращении к хозяйке совершенно менялся, становился приторно сладким и каким-то присюсюкивающим:

— Думаю, кёрста Эгреж, к наказаниям вам придётся прибегать частенько-с!

Наше мнение кёрст совершенно не интересовало и, ласково улыбнувшись своей компаньонке, она милостивым кивком завершила аудиенцию: