Плевать на все с гигантской секвойи! - Екатерина Вильмонт

– Нора! Что ты несешь?

– А чего? Нормально. Ты баба молодая, одинокая, почемубы и не дать такому кобелю? Он тот еще кобелина, можешь мне поверить. Я личнодала бы ему через пять минут после знакомства.

– Вот и давай. Мне он не нужен.

– Ach so?[11]

– Кстати, Нора, какие у тебя планы? – жесткопоинтересовалась Марина, которую Нора начинала раздражать.

– Думаю, еще пару деньков у тебя покантуюсь, а потомдвину в Сибирь! И тебе не жалко подругу?

– Ни капельки. Тебя никто туда не гнал. Жила бы себе вШвейцарии…

– Ты что, глухая? Я ж тебе все объяснила.

– Нора, понимаешь, я очень занята!

– Ну и что из этого?

– Ты что же, собираешься целый день взаперти сидеть? Уменя нет лишних ключей! Я скоро уйду. Если хочешь, могу тебя подбросить кудатебе нужно.

– Да мне вроде никуда не нужно. А что, твоя Александрасегодня выходная?

– Нет, она пошла на рынок.

– Вот и чудненько. Я сейчас кофейку дерну, а потомповаляюсь, телик ваш посмотрю. Интересно. Представляешь, киска, я у своего кактарелку просила поставить, а он ни в какую, жмот проклятый!

– Кстати, билеты на самолет можно заказать по телефону.

– Ну ты и лярва, Маринхен! Не ожидала!

Марине стало стыдно, но совсем чуть-чуть.

– Нора, если б ты меня предупредила, я была бы готова ктвоему визиту. А ты как снег на голову…

– Вот лярва, – повторила Нора. – Ладно уж,отвези меня туда, где билеты продают, я ж тут ничего не знаю. Может, прямосегодня и улечу! Не ожидала, что ты…

Ее монолог был прерван телефонным звонком.

– Алло!

– Маришечка, как дела? – раздался голос Севы,закадычного друга. – Ты что-то пропала, я волнуюсь.

– Привет, Севочка, я закрутилась, столько всего запоследние дни произошло. Извини.

– Маришечка, я могу чем-нибудь помочь?

Нора вышла из кухни.

– Можешь, Севочка, можешь. Помнишь, я говорила продачу?

– О да, родовое имение, кажется? Надеюсь, непресловутые шесть соток?

– Нет, слава богу, участок там большой, чудный, да идом в общем обаятельный. Но я бы хотела, чтобы ты посмотрел с инженерной точкизрения, что там требуется. Понимаешь, Мишка просто влюбился в эту дачу и жаждетжить там летом. Я, конечно, в божеский вид ее приведу, но…

– Понимаю и непременно съезжу туда с тобой в самоеближайшее время. Я, правда, уже бывший инженер, но на таком уровне еще смогудать дельный совет, особенно своей любимой подружке. Ты сейчас занята?

– Да, еду в «Лал» стеклянную стену заказывать.

– Для баратовского дома?

– Ну конечно. А как у тебя дела, Сева?

– Надо встретиться, пошептаться, может, пообедаемвместе?

– В принципе можно, но я не знаю, когда освобожусь.

– Ну два-то часика сможешь выбрать для друга, ты же мояглавная конфидентка, мне нужен твой совет, Маришечка.

– А ты сегодня свободен, что ли?

– До вечера да.

– Хорошо, как освобожусь, позвоню тебе.

– Только на мобильный, я вряд ли буду дома.

– Договорились! Целую!

В какой-то момент разговора Марине показалось, что кто-то ихслушает. По-видимому, Нора по второму аппарату. Только этого еще не хватало!Прежде чем положить трубку, Марина выждала несколько секунд и отчетливоуслышала щелчок – Нора первой положила трубку. Марина хотела тут же выгнать еевон, но потом решила не устраивать скандала, а выпроводить нахалку мирнымпутем, пусть даже и завтра.

– Нора, я спешу! Одевайся! – крикнула она.

Через двадцать минут обе женщины вышли на улицу.

– В Швейцарии ты на «Вольво» ездила, а тут напаршивеньком «Рено». Тебе не обидно?

– Еще чего! Зато эту машинку я сама себе купила!

– Слушай, а кто это – Севочка?

– Мой школьный друг.

– Он чего, «голубой»?

– С чего ты взяла? – ледяным тоном спросилаМарина.

– Понимаешь, я хотела позвонить, узнать который час, уменя часы остановились, сняла трубку, а вы еще разговариваете. Вот мне по еготону и показалось, что он «голубенький».

– Ну и что?

– Так он правда педрило?

– Нора! Какое тебе дело до человека, которого тыникогда даже не видела! И вообще, подслушала разговор, так молчала бы втряпочку, ты разве не знаешь, что это неприлично? Может, ты и письма моивскрывать будешь?

– Маринхен, ты чего взъерепенилась так? Я ж говорю,случайно получилось, ну извини, я ж ничего такого не хотела, просто подумала, утебя же сын маленький…

– И что из этого?

– Здрасте, что из этого, а то ты не знаешь, что«голубые» мальчишек портят!

– Я знаю, что мальчишек портят педофилы! И кстати,очень часто это священники, – казалось бы, святые люди, которые еще другихуму-разуму учат, проповеди читают! – уже орала Марина. – Если хочешьзнать, именно этот «голубой» Сева помог мне выбиться в люди! Может, это самыйдобрый и щедрый человек из всех кого я знаю, а ты вообще мне никто и позволяешьсебе…

– Маринхен, ты чего орешь, mein Schatz![12]Нравятся тебе «голубые», на здоровье. Ты права, твое личное дело! Все, я несуюсь! Ты еще не забыла, что обещала отвезти меня за билетами?

От злости у Марины дрожали руки. Она достала из бардачкаминеральную воду и прямо из горлышка начала пить. Успокойся, приказала онасебе, потерпи, и скоро забудешь эту бабу как страшный сон.

– Помню, – проворчала она.

– Ну и чудненько, а то я уж испугалась, что ты сейчас втроллейбус врежешься от злости.

Дальше они ехали молча. Марина подвезла Нору к билетнымкассам.

– Спасибо, Маринхен, не злись, ты же знаешь, ябестактная. Я, пожалуй, тут в центре погуляю, погляжу, как все изменилось. Твояраба меня впустит?

– Не смей называть Алюшу рабой! Она мой друг!

– Три ха-ха! Но если ты говоришь, я не буду. Страннаяты баба, все у тебя друзья – и мужики, и «голубые», и прислуга, – этознаешь отчего? Оттого, что ты неискренний человек. Вот я искренний, а ты нет!Ты притворяешься! Тебе вот хочется послать меня на три буквы или на пять, а тысдерживаешься.