Осколки детских травм. Почему мы болеем и как это остановить - Донна Джексон Наказава

МакКарти подтверждает, что именно непредсказуемость стресса наносит наибольший ущерб. Проводя экскурсию по своей лаборатории, она показывает стенд, на котором клетки грызунов подвергаются тряске.

– Даже самые слабые факторы стресса, такие как небольшая тряска клеток, включение рок-музыки, введение нового, непривычного для крыс предмета в клетку, приводят к специфическим изменениям в мозге, если мы делаем все это без предупреждения. Мозг может выдержать серьезные стрессовые события, если они предсказуемы, но непредсказуемые, даже самые легкие, иногда становятся фатальными.

Мне остается добавить, что, хотя ученые уже много лет знают о влиянии хронического непредсказуемого стресса на мозг взрослого человека, только недавно было выяснено, что происходит с мозгом ребенка, подвергающегося такой же встряске.

Сегодня Мэри тридцать пять, и ее детство тоже нельзя назвать безоблачным. Она была старшим ребенком в семье с четырьмя детьми. Жизнь с родителями-художниками во многом напоминала непредсказуемую тряску крысиных клеток под рок-музыку. Отец Мэри вырос не зная своего отца, а его мать умерла, когда ему было семь лет. Его отдали в приют. Бабушка с дедушкой по материнской линии не захотели воспитывать «приблудного», но зато они усыновили его старшего брата – «законного» ребенка. Тогда еще не было анкеты АСЕ, но несложно предположить, сколько бы баллов он набрал.

Годы спустя, когда он уже был отцом четырех детей, он пил, гулял и играл в карты.

– Я помню, мой отец с друзьями всю ночь квасил и матерился в гостиной рядом с моей спальней. Ему было наплевать, что утром нам надо в школу. Я никогда не чувствовала себя в безопасности.

У Мэри огромные грустные глаза и каштановые волосы по плечи, она аккуратно заправляет прядки за уши длинными изящными пальцами.

– Обычно мать кричала на него: «Выгони их! У тебя дети уснуть не могут!» А он орал в ответ: «Я не могу их выгнать, они мои друзья!» Ну да, конечно, ему были важны друзья, но не мы, дети.

Мать Мэри была эмоционально опустошенной: четверо детей, да еще и брак с алкоголиком. У нее не было ни сил, ни желания заниматься воспитанием.

– Я была костлявой и низкорослой, и в школе меня постоянно терроризировали, – хмурится Мэри. – Я не любила ходить в школу.

Немного легче стало после того, как мать с детьми уехала на Восточное побережье. Она приняла такое решение, когда узнала об интрижке мужа.

– Какая-то часть моей души радовалась тому, что я не вижу и не слышу всего этого. Отцовских пьянок, маминых слез и воплей, – говорит Мэри.

Потом ее родители снова сошлись, и Мэри сначала была полна надежд: она видела, что мать скучает по отцу, да и тот, приехав к ним, обещал, что все наладится.

– Его хватило примерно на месяц, а потом он снова взялся за свое. Он напивался до такой степени, что мать вышвыривала его из своей кровати, и он… шел спать ко мне. Нет-нет, ничего такого не происходило, – предупреждает Мэри мой вопрос. – Но все равно мне, десятилетней девочке, было не по себе, когда я просыпалась ночью и видела в своей постели громко храпящего отца.

В школе тоже не стало лучше. Наоборот…

– Мальчишки называли меня «Гладиатор», потому что, когда они меня дразнили, я бросалась на них и давала сдачи. Но я ведь была слабее… Они валили меня на землю и стягивали нижнее белье… Я тогда носила платья…

Мэри даже не думала рассказать отцу об этих издевательствах.

– Когда он был пьяный, он мог сильно отшлепать нас. Однажды, когда моя сестра была во втором классе, он снял с нее трусы и отшлепал ее перед своими пьяными друзьями.

Мозг Мэри всегда был начеку – готовился к следующему непредсказуемому эмоциональному взрыву. Ее «ось напряжений» работала на первой передаче, иммунная система была перегружена.

В подростковом возрасте у Мэри появились признаки витилиго – аутоиммунного заболевания, при котором нарушается пигментация кожи. Участки кожи стали белыми, будто их обожгли.

– Наша кожа – первая линия защиты от окружающего мира, ее предназначение – обезопасить нас, защитить наши физические границы, – говорит Мэри. – А мои родители не установили никаких границ безопасности ни для меня, ни для моих братьев и сестер. Теперь я понимаю, что моя кожа умоляла родителей установить эти границы – обозначить ту зону безопасности, которую все родители должны дать своим детям.

Помимо проблем с кожей, у Мэри появились боли в желудке.

– У меня были спазмы и запоры, а потом вдруг начинался ужасный понос…

Ощущение тревоги стало постоянным, Мэри нервничала, казалось, без причин.

– Бывало, я просто стояла где-нибудь, и на меня накатывали приступы страха, такие сильные, что хоть под плинтус прячься.

Спустя какое-то время поведение ее отца стало еще более эксцентричным. Когда Мэри было четырнадцать, он стал вырезать из «Плейбоя» обнаженных девиц и обклеивать ими стены кухни. Андреа, одна из немногих подруг Мэри, рассказала про это родителям.

– После этого Андреа перестали пускать ко мне. Я начала понимать, что другим некомфортно в моем обществе из-за моего отца.

Спустя еще год они переехали жить в деревенский дом.

– Я думаю, мать все еще пыталась спасти семью. Лучше бы она этого не делала…

Однажды морозной зимней ночью Мэри выходила из гаража. Один из друзей ее отца стоял у своей машины, он был нетрезв.

– Он уставился на меня и сказал: «Ты такая красивая!» Затем затянул меня в свою машину, на заднее сиденье, и забрался на меня.

Мэри спихнула его и побежала рассказать все отцу, который набрался уже с утра.

– Он отмахнулся, мол, не делай из мухи слона. Но понимаете… Я не могу сказать, что отец не заботился обо мне. Однажды я попала в аварию. Он ехал со мной в машине «скорой помощи» и плакал всю дорогу в больницу. Он был абсолютно непредсказуем.

К восемнадцати годам у Мэри развилась депрессия, которая в дальнейшем только прогрессировала. Усугубили ее замужество и рождение собственных детей.

– В депрессию я впадала после каждых родов, а после рождения четвертого сына у меня появились мысли о суициде. Если я ехала в машине без детей, я ловила себя на мысли: «Как бы так разбить машину, чтобы никто не узнал, что это самоубийство, и так, чтобы я не осталась инвалидом и обузой для семьи?» И именно тогда, – говорит Мэри, – я осознала, что нечто сильное преследовало меня с детства; со мной что-то было катастрофически не так: я не чувствовала безопасности в этом мире. У меня были прекрасные сыновья, но внутри не было покоя ни в какой форме.

* * *

Для развивающегося детского мозга важнее всего знать, что будет потом. В этом есть смысл, если вспомнить, как «правильно» срабатывает стрессовая реакция.

В лесу вы встречаете медведя, и ваше тело переполняется адреналином и кортизолом, чтобы вы могли быстро решить: убежать или напугать медведя?