Лукреция Борджиа - Сара Брэдфорд

В конце весны 1495 года ситуация драматизировалась. Не имея никакого оружия, кроме дипломатических способностей и сильного характера, Александр сумел перехитрить французского короля, за спиной которого стояла мощная армия. Кроме красивых слов, Карл ничего от папы не дождался. Король направился в Неаполь, прихватив с собой Чезаре в качестве заложника (тем самым он надеялся гарантировать смирение его отца). Какова же была его ярость, когда по заранее составленному плану Чезаре, переодевшись грумом, сбежал в Веллетри! Когда обнаружили, что в его сундуках вместо багажа были камни, король вышел из себя. «Все итальянцы — грязные собаки! — воскликнул он. — А святейший папа — самый гнусный из «их!» Спустя несколько месяцев после отбытия из Рима король понял, какого коварного врага он обрел в лице Александра VI. Папе удалось объединить против него все силы. 31 марта 1495 года против французов был собран мощный союз — Священная лига. В нее вошли Милан, Венеция, Испания, Ватикан и император.

Тем временем Карл утратил контроль над ситуацией в Неаполе. Поначалу его приветствовали, потом возненавидели. Несмотря на безобразную наружность — «походил на монстра, а не на человека», как сказал о нем один из очевидцев, — Карл был падким до женщин. «[Он] отличался редкостным сладострастием, то и дело совокуплялся, при этом, добившись близости с одной женщиной, тотчас утрачивал к ней интерес и обращал внимание на другую…» — писал о нем другой современник. Солдаты его были ничуть не лучше: «Французы похожи на шутов, грязные и развратные люди… Их постоянно заставали в момент прелюбодеяния». Когда основная часть французской армии в мае покинула королевство и направилась домой, то унесла с собой не только добычу, но и сифилис, ужасную новую болезнь, распространившуюся по Европе подобно лесному пожару.

Французские войска, продвигаясь на север, приблизились к Риму, а Александр и Чезаре с девятнадцатью кардиналами, большим папским войском, миланскими и венецианскими отрядами совершили стратегическое отступление сначала в Орвието, а затем в Перуджу. Поняв, что, оставаясь в Италии, он ничего не добьется, а, напротив, будет изолирован и загнан лигой в ловушку, Карл вновь двинулся на север. В Форново на реке Таро он встретил войско Священной лиги под командованием Франческо Гонзага. Итальянцы одержали знаменитую победу, и, чтобы запечатлеть исторический момент, Гонзага заказал своему любимому художнику Андреа Мантенье[21] картину «Мадонна делла Виттория» («Мадонна Победы»)[22]. Факт остался непреложным — Карл бежал, оставив на поле боя награбленное добро, включая и альбом с портретами дам, благосклонностью которых он пользовался в Неаполе. В конце июня Борджиа вернулись в Рим.

Победу папа и его семейство отпраздновали в Ватикане, где Бернардино Пинтуриккьо закончил отделку апартаментов Борджиа (они существуют и поныне). В декоре явно прослеживаются испанские мотивы. Стены и потолок усыпаны эмблемами Борджиа — от короны Арагона, символизирующей королевский дом, расходятся устремленные вниз солнечные лучи и языки пламени, а мирно пасущийся вол превращен во вставшего на дыбы разъяренного дикого быка.

Дворцовые залы словно бы переносят в Испанию: облицованные плиткой полы украшены двойной арагонской короной, фрески Пинтуриккьо заключены в лепные цветные рамы, напоминающие работы мавританских мастеров Гранады и Севильи. На одной из фресок выделяется мощная фигура Александра, облаченного в мантию, расшитую драгоценностями. Повернутое в профиль лицо исполнено не одухотворенной отрешенности, а земных страстей. На фресках в соседнем зале Санти изображены дети папы — Чезаре, Лукреция и Хуан Гандийский.

Весной 1495 года Лукреция все еще пребывала в Пезаро, когда Джованни Сфорца после обмена визитами между Пезаро и Урбино написал Гонзага письмо. В нем он похвалялся, что после Пасхи отправит жену в Рим, «оттуда она не уедет, пока не добьется всего, чего мы желаем [назначения Сиджизмондо кардиналом], ибо никто, кроме нее, не сможет сделать этого лучше. Я посылаю ее, и она охотно соглашается послужить Вашему Сиятельству, ведь она вам предана…»Но, несмотря на хвастовство, Сфорца не доверял семейству Борджиа, как и показали написанные им в Пезаро и адресованные к Лодовико Моро жалобные письма. 18 марта он направил Лодовико письмо, в котором сообщил, что утром на рассвете прибыл гонец от папы. Александр запретил ему покидать дом, а затем приказал поступить к нему на службу. Сфорца планировал совсем другое — поехать в Милан, броситься к герцогу и попросить у Лодовико зашиты. Интересно, чего же он все-таки опасался?

Как ни похвалялся Джованни Сфорца, Лукреции не удалось добыть для Сиджизмондо Гонзага кардинальскую шапку. Об этом его брат Франческо Гонзага с сожалением сообщил Лодовико Сфорца. Франческо назначили главнокомандующим войск Священной лиги. В марте 1496 года, проезжая по дороге в Неаполь через Рим, он посетил Лукрецию и Чезаре. За заслуги перед лигой Александр наградил его Золотой Розой. Собственное же положение папа предпочитал укреплять, назначая близких друзей на должности кардиналов. Он был уверен в лояльности двоюродного брата, Хуана де Борджиа-Лансоля, валенсианцев Хуана Лопеса, Бартоломео Марти и каталана Хуана де Кастре-Пиноса. Однако Франческо Гонзага, человек, одержавший победу в Форново, темноволосый красавец главнокомандующий, произвел на Лукрецию сильное впечатление. В ее жизни он сыграет впоследствии большую роль. В то время Гонзага был женат на выдающейся женщине. Изабелле д'Эсте, и имел любовницу, с которой прижил троих детей, а что он думал о пятнадцатилетней графине Пезаро, неизвестно. Зато мнение об ее отце, без сомнения, совпадало с мнением его корреспондента, Флориано Дольфо. В длинном послании тот писал о «нашем папе, благодаря которому роза [Золотая Роза] источала зловоние. Виной тому были обманы, семейственность и раздоры, так что нежный аромат благородного цветка совершенно выдохся…»

Джованни Сфорца в Риме не было (хотя в январе он туда приезжал). Он пребывал в Пезаро. Прежде чем присоединиться к Гонзага, он вел переговоры с папой и миланским герцогом, стараясь добыть денег для наемных отрядов. В Рим он приехал 16 апреля и оставался там десять дней, обсуждая с папой денежный вопрос и сопротивляясь попыткам заставить его уехать. Что-то было не так в его отношениях с Лукрецией. Мантуанский посол Джанкарло Скалона делал темные намеки относительно причины отъезда Сфорца 28 апреля: «Возможно, дома у него что-то такое, о чем другие не подозревают». Затем добавил, что уехал Сфорца в отчаянном настроении, «оставив жену под апостольской мантией», и не вернется. Фразу эту интерпретировали как предположение об инцесте. Но ни намека о чем-либо подобном мы не находим в переписке Асканио Сфорца и миланского посла Стефано Таберна, который, будучи в близких отношениях с Джованни, должен был бы знать о таких вещах.