Мадам Гали: Свободный полет - Юрий Барышев

Сложно сказать, куда метила Гали, но оставаться лишь пешкой, работая на Комитет, она не собиралась. В этом случайном знакомстве она почувствовала реальную возможность вырваться из страны. У Галины крепко, как заноза, засел в голове пример Розы Шик-лер. Истории любви молодой москвички и сотрудника посольства США Роя Кульриджа советские газеты внимания не уделяли. Но Галя, затаив дыхание, слушала передачи радиостанции «Голос Америки», которая на все лады расписывала жестокости советских властей, препятствующих «простому человеческому счастью», не позволяя Розе заключить брак с дорогим ее сердцу Роем. Понадобилось вмешательство Государственного департамента США и самого президента Ричарда Никсона, чтобы добиться благополучной развязки. И счастливая Роза — теперь уже Кульридж — благополучно отбыла в Соединенные Штаты вместе с мужем. Теперь шанс появился и у Гали Бережковской.

Пьер Легаре совершенно потерял голову и не помнил себя от счастья, когда на пороге его апартаментов в гостинице «Метрополь» появилась долгожданная гостья (в общем-то, ждать пришлось всего-то два дня). А когда на роскошной, чуть ли не трехспальной кровати Галина обрушила на него виртуозное искусство «Камасутры» вкупе с достижениями собственного изобретения, Легаре несколько часов пребывал в глубоком трансе.

Первые слова, которые он произнес, когда пришел в себя, звучали так:

— Жена никогда не даст мне развод. У нас двое детей — они учатся в Сорбонне, — боюсь, они меня не поймут…

«Любопытно, кому он это говорит? — мысленно усмехнулась Галя. — Похоже, что, скорее, для себя».

— А почему ты решил, что я хочу выйти за тебя замуж? У тебя кроме семьи еще куча проблем. Да и в постели ты не боец. Возраст, я понимаю.

Гали рассчитала правильно. Легаре привык получать все, чего хотел, — не случайно его бизнес процветал. И он нашел выход.

В Париже Легаре зашел в отдел к одному из молодых и способных сотрудников своей фирмы — Морису Гайяру. Надо отметить, что платил своим служащим Легаре вполне прилично, но сестра Гайяра Сесиль с детства страдала серьезным хроническим заболеванием костей. Сесиль могли помочь несколько дорогостоящих операций. И если все закончится удачно, то ей долгое время потребуется уход и опять же дорогостоящие препараты. Немудрено, что почти все свои средства Гайяр тратил на лечение сестры. И откладывал деньги на операции.

— Морис, у меня к вам предложение, — без обиняков начал патрон. — Я, кажется, смогу решить проблему Сесиль, но для этого вам придется в свою очередь помочь мне. Дело выглядит несколько экстравагантно, возможно, оно покажется вам даже рискованным, однако…

Получив согласие, Легаре оформил Гайяру московскую командировку и на крыльях любви (но не без помощи «Air France») вернулся в Москву.

— Любимая, — торжественно начал Пьер после бурной и страстной встречи в родном «Метрополе», — я нашел выход. Мой служащий Морис Гайяр сделает тебе официальное предложение, и вы зарегистрируете брак, как положено у вас в Союзе. Естественно, возвращаетесь в Париж, там тебя ожидает чудесная квартира. Через год я подам на развод, и мы сможем открыто жить вместе. Ты довольна?

Гали молча приподнялась на локотке, нежно поцеловала любовника и… в течение трех часов показывала Пьеру, как она относится к такому повороту событий. Обессиленному Легаре пришлось позвонить секретарше в офис: «Мадемуазель Вино, я не смогу сегодня прийти, в случае необходимости звоните мне в гостиницу».

Легаре действительно не мог приехать в офис — у него не осталось сил даже встать с постели.

Хитрая Галя скрывала свои отношения с Легаре даже от куратора КГБ Анатолия. Администратора и дежурных по этажу гостиницы «Метрополь», где традиционно останавливался Пьер, она покупала шикарными подарками — почти все, что привозил ей Легаре из Парижа, перепадало этим людям. Надо отдать им должное — никто Гали не подвел. Сложнее было усыплять бдительность комитетчиков, которых в гостинице тоже хватало. Но то ли она оказалась талантливой конспираторшей, то ли был приказ ее не трогать, только Анатолий ничего не подозревал. Однако подошел момент признаваться — без помощи Комитета ей за границу было не выбраться. И Гали, при очередном свидании с куратором, поведала Анатолию о романе с французом, сделавшим ей официальное предложение. Заблестевшие глаза оперативника дали ей понять, что «запахло жареным». Действительно, вывод агента за рубеж на длительное оседание, да еще в сторону НАТО, — это кое-что… Проговорили они допоздна: было уже четверть одиннадцатого вечера, когда Галя покинула конспиративную квартиру.

В Московском управлении КГБ решение этого вопроса не затягивали — сложившуюся ситуацию просто грех было не использовать. И через некоторое время Анатолий торжественно сообщил Гали, что руководство Комитета санкционировало ее «вывод во Францию для выполнения задания по обеспечению безопасности СССР от вражеских разведок». Гали, сдержав мощный ликующий крик души, изобразила испуг и растерянность:

— Я — агент во Франции?! Да вы что, мой французский почти забыт, спецслужбы меня мигом расколют: ни родных, ни даже знакомых! А кто позаботится о маме, сестре? Нет-нет, не могу, у меня ничего не выйдет.

Анатолий, совершенно обескураженный, потерял дар речи. Он был уверен, что Гали обрадуется — ведь она спала и видела Елисейские Поля. И вдруг — облом!

«Один — ноль в нашу пользу, — просчитала в уме состояние куратора осторожная Гали. — Поиграем в шахматы, голубчик. И эту партию мы проведем так, как захочу я». Она всегда навязывала свои правила игры. Анатолий судорожно пытался разобраться, блефует Бережковская или нет. Он не верил ей, но… уж очень она растеряна.

— Ты соображаешь, что говоришь? Документы подписаны на самом высоком уровне. Твой отказ, помимо всего прочего, означает, что я, Анатолий Барков, не разобрался в своем агенте. Допустил тем самым серьезный профессиональный промах. Ты этого добиваешься?

— А что мне делать? — ныла притворщица. — Бросить больную мать, да? Чтобы ваши документы зря не пропали? Да?

— Ну пойми же ты, Галя, так нельзя. То — еду, то — не еду. Детский сад какой-то, а не серьезная работа.

— Ладно, не убивайся ты, я еще подумаю, — ломалась от души Бережковская. Следующий ход сделает она — что и требовалось доказать. С другой стороны, она понимала: выпендриваться-то она может, но до известного предела. Вовсе не потому, что ей стало жаль Анатолия: на кону оказалась ее собственная судьба. Анатолия, в случае неудачи с агентом, разумеется, накажут, но и ее по головке не погладят. Гвоздика знала, на что шла, когда подписывала документы о сотрудничестве.

— Я согласна, — обрадовала она Баркова, когда явилась на следующее оперативное свидание. — Анатолий, я уезжаю как законная жена французского менеджера господина Мориса Гайяра. Это во-первых. А во-вторых, я буду на вас работать. Только так.

Наверное, Бережковская рисковала, но Барков был настолько измотан, а готовые, подписанные на самом высшем уровне документы много значили не только для Анатолия, но и для его руководства, так что офицер, воспрянув духом, поздравил капризного агента с «мудрым решением».