Южное лето (Читать на Севере) - Михаил Жванецкий
Шрифт:
Интервал:
И будем смотреть на наших внуков, и радоваться, и потихоньку уходить… А всё это называется очень просто – хорошая старость.
Правда, Юзик?.. Ты же всё понимаешь. Ну, дай ручку дедушке, дай, золотко. Мы уже идём. Бабушка нас ждёт. Дай ручку. Чтоб ты не знал того, что я видел… Чтоб ты был здоров! Юзик, дедушка не может быстро, не забывай…
Дед, ты смешной, ты понимаешь.
И вид у тебя смешной.
И эти брюки, и туфли.
И я знаю, что ты всё вложил в детей, а дети тебе – ничем, потому что таков закон: только вперёд.
И тебе на своём веку так и не пришлось пожить в покое.
Ты один знаешь, как всё было.
Как всё было на самом деле.
Видишь, как ты связал три времени.
Да, я попал в институт, и теперь не знаю, стоил ли он этого.
Теперь дороже хлеба хорошая новость, хорошее слово.
А у нас ночевало пятнадцать человек.
И на праздники приходили все.
Сейчас не ходят, сейчас собираются.
Не знаю, такой ли я способный, как ты хотел.
Детей нет.
Уже поздно, а я не женат.
И это никого не волнует.
Я не жалуюсь, просто хочу, чтобы кого-то это волновало.
Я проживаю с женщиной, которую не люблю.
И её это не волнует.
Никто не постучится: «Пустите переночевать…»
Не забредёт на чужую свадьбу.
Неинтересно.
Активно отдыхаем. Пассивно развлекаем.
Кто-то работает, кто-то живёт.
Ну, и тряпки…
Помнишь, ты рассказывал, приходила к вам женщина убирать.
И бабушка давала ей своё старое платье.
И она была счастлива.
Хотя после советской власти, как после высокой температуры…
Вдруг и комната светлее, и выше потолок, и ярче окна.
Жизнь хлынула.
А мы даём 900 километров в час сидя и не замечаем, над чем.
И даже в небе говорим только о футболе.
И потеем от жары, а для работы нанимаем тех, кто не потеет.
И никто не хочет и не успевает покопаться даже у себя в душе.
Но я разве жалуюсь…
Я не жалуюсь.
А теперь я положу возле тебя цветы и камень, пусть они знают, что я у тебя был.
* * *
Как замечательно в южном ресторане. Вместо: «Благодарим за посещение» – «Ну как? Наелись?»
* * *
Из Одессы треть населения уехала.
У меня простой вопрос.
Больше досталось тем, кто остался?
Думаю над этим.
* * *
– Алло! Это Додик?
– Тоже нет.
– Это квартира Макаревского?
– Тоже нет.
– Значит, я ошибся?
– Пока да.
* * *
Соседка принесла мне пятьсот рублей:
– Муж отдаёт вам долг.
Я не мог вспомнить, но взял.
Когда я выходил, он крикнул мне с балкона.
– Миша, сохрани!
Я должен рассказать, как с твоей помощью, Владислав Сергеевич, я впервые в жизни увидел капитализм.
Я побывал в нём.
Я чуть ли не пил в нём пиво.
Посредине Одессы.
В получасе от дома.
– Вам какое? – спросили меня. – У нас восемь сортов.
И я обиделся.
Они не имели права ставить меня в неловкое положение.
Я и так в нём находился всю жизнь.
Разве есть пиво, кроме пива? Есть, оказывается, есть. А эти магазины. Эти меха. Эти бриллианты. Эти шубы, раскинутые по паркету где-то посредине Одессы. Где-то в 79-м или 80-м году.
Я хотел крикнуть: «Да здравствует Советский Союз! Смерть провокаторам!» Но ты шепнул: «Без эмоций». И я, шатаясь, побрёл среди всех этих людей, жрущих тропические фрукты глубокой осенью в Одессе, где заканчивался сезон болгарского перца и начинался сезон мороженой картошки.
Они жрали свои фрукты.
Они смотрели своё кино.
От них пахло Фицджеральдом и Хемингуэем.
И только я, талантливый и неумолимый, в носках и босоножках среди шортов и золотых часов, шмаркал носом, стесняясь достать носовой платок.
Потом достал его в виде комка и вытер-таки, расцарапав лицо.
Я застегнул плотнее сорочку имени Воровского, чтоб скрыть майку трикотажного объединения «Большевик», и побрёл дальше по всем восьми шикарным этажам лайнера «Максим Горький», зашедшего в Одессу на 12 часов с немцами ФРГ, куда я, невыездной с детства, через закрытую границу, с помощью моего тайного друга, бывшего секретаря ВЛКСМ ОИИМФ, а ныне начальника пассажирского флота, проник.
Проник и умер.
И ты мне сказал: «Иди по барам, ешь и пей что хочешь, только говори: «Я гость капитана!» И ушёл.
А я остался.
Я пил и раньше.
Я много пил.
Но что я пил?
Портвейн с конфетой.
Пиво-пышарс с вяленым бычком.
И синюю водяру цвета синих баб в голубых трико ниже колен, трясущихся со мной в очереди.
Я – гость капитана с лёгким несварением от котлет столовой № 6 по улице Чижикова, состав которых ещё долго будет предметом пристального изучения учёных, а сама котлета на аукционе «Сотбис» уйдёт за большие деньги.
Что я знал, кроме этих котлет и вечнозамороженных пельменей Слуцкого завода кожзаменителей? Колбасу, употреблявшуюся с той туалетной бумагой, из которой она состояла?
Что шло в запивку?
Лимонад «Дюшес», который тоже улетит сегодня в «Сотбис».
Что я носил?
Пальто, перелицованное из шинели.
Нам всем хватало на обмундирование, а на одежду не хватало.
Высшим достижением кулинарии для меня были оладьи со сметаной в столовой второго участка порта и бульон из крылышка курочки моей мамы.
Да, Владислав Сергеевич, как гость капитана, сдерживая эмоции, чтоб не выдать вас, я ничего не мог заказать.
Я только шептал: «Вы знаете, я гость капитана».
– Ну, – спрашивали меня, – что будете пить?
– Ничего, – шептал я, – я гость капитана.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!