Уроборос - Этери Чаландзия

* * *

Ночью, когда ты слабый и беспомощный, отчаяние догоняет тебя. Тревога, паника и страх, это проклятое трио, садится на край кровати, наползает тяжелым грузом и отменяет сон. Город молчит, ни звука за окном, жизнь отступает, оставляя тебя в одиночестве с ночными химерами. И неслышная нервная скрипка звучит все громче и громче. И нитки рвутся одна за другой, оставляя сердце раскачиваться над бездной. И вот уже лопается последняя, и сон и явь срываются прочь. И еще долго не спасает ни включенный свет, ни работающий телевизор…

Нина не выдержала, рывком встала с кровати и направилась на кухню. Налила сначала воды, потом подумала и достала недопитую бутылку вина. Посмотрела на часы, за окно. А что? Еще даже не рассвело, будем считать, это в зачет старого, а не нового дня. Она налила, выпила, поморщилась, прислушалась к ощущениям. Алкоголь ударил в голову, в ноги. В целом было приятно, хотя и странно. Нина присела на подоконник, всматриваясь в густые синие сумерки.

Вчера вечером она долго кружила во дворах. Среди облезлых стен и смотрящих друг в друга грязных окон сложно было найти причину жить. Здесь было легко умирать, еще легче — стремиться к умиранию. Она задержалась перед полуразвалившимся домом с выбитыми стеклами. Порывы холодного ветра доносили изнутри запах гари и мочи. Рядом с этим склепом Нину вдруг одолели сомнения. Что она здесь делает? Одна. В чужом холодном городе. Вдали от дома. От Егора. От всего, с чем она связана и что еще как-то связано с ней. Здесь она была сама не своя. От самой себя на расстоянии.

Почему она вообще уехала? Что ее напугало? Что именно она заметила, поняла, почувствовала? Егор провожал ее на вокзал. Они ехали молча, обменивались ничего не значащими фразами, словно поддерживая вежливое ровное горение того синего пламени, в котором оба тайно мечтали спалить друг друга. На парковке он захлопнул крышку багажника, от резкого звука голубь сорвался с крыши. Егор помог с чемоданом, они вышли на перрон, он приготовился поцеловать на прощанье, и тут вдруг Нина разрыдалась. Не было никакой уловки в тех слезах. Егор растерялся, а она рыдала так, словно уезжала навсегда, словно билет был в один конец, и не было никаких шансов вернуться.

В океане порой люди гибнут в виду берега. Они попадают в rip current, мощное возвратное течение, затягивающее их на глубину, и сопротивляются, стараясь выплыть. Когда силы иссякают, их просто накрывает с головой и — adios. Есть только один способ выжить — отдаться потоку, понадеяться, что рано или поздно тебя прибьет к его границе, и затем из свободной воды добираться до берега. Но об этом мало кто знает. В панике бьются в волне и тонут. Нина начинала опасаться, что и она рано или поздно ослабнет в этой борьбе с невидимой волной и силой. А может, еще раньше от страха перед ней пойдет ко дну. Был еще шанс, что утопающую заметят с берега и подберут. Но к такому варианту она, похоже, еще не была готова.

По инерции Нина допила вино и поплелась обратно в постель. Было слишком рано, возможно, еще удастся заснуть. Надо хоть немного отдохнуть от самой себя.

* * *

Чудо зла уже сидело в его кабинете, когда туда вошел Егор. Гадзилло великолепное. Голубые глаза-отрава. Варвара Давыдова. Известная на всю страну красавица-актриса. Красавицей, конечно, она была на любителя, рослая, крупная, витальная баба, лицо, правда, точеное, высокие скулы, губы пухлые, взгляд беспутный, понятное дело, с поволокой. Женщина эффектная, но вот с актрисой точно выходила какая-то лажа. Нет, Варвара не была бездарна, однако ее дарование было надежно ограничено однажды выбранным амплуа. Она сама немного путалась в понятиях роковой женщины и женщины-вамп, но чувствовала, что ее стезя лежит где-то в этих пределах. Варвара поставила все на красно-черное и выиграла. По-своему в этих ролях она была неплоха. Жизненное кредо гарантировало органику. Непреходящая лень пополам с презрением в глазах сходила за негу. Она умела разговаривать с людьми и половину критиков расположила к себе, вторую половину извела мастерскими интригами. И от нее отстали. Остальное доделали журналисты. Ранг священной коровы гарантировал спокойное яркое горение ее славы. Время от времени выходили статьи в газетах и журналах, время от времени штампованные, но эффектные роли пополняли ее фильмографию. Мир терпел и не такие пошлости, проблема была не в этом.

Она и вправду обладала каким-то необъяснимым секретом, возвышавшим ее над банальным актерским блядством и придававшим ее победам привкус великолепия. Варвару интересовали мужчины. Не те выгоды, которые их сопровождали, это само собой, житейский интерес никто не отменял, но, когда в полумраке ресторана она пальцем приманивала того или иного самца, они шли на ее зов как завороженные. Вращаясь в мире мужчин, она сама оказалась мужиком в юбке. Могла переспать из чистого интереса, поблагодарить и выгнать. О сексе с ней ходили легенды. Так это было или нет, уже и не разобрать, у мифа сто глаз, сто ушей и весь он неправда, но что-то в этой женщине, несомненно, было. То, что Егор люто ненавидел.

Он только головой качал, натыкаясь на медоточивые интервью, которые она раздавала на публику. Мастерица сладкого морока, Варвара любую глупость выдавала за откровение, только и делала, что с придыханием рассуждала о высоких материях, чести, совести и добродетелях, обо всем том, чего не знала даже понаслышке. Сирена. Одураченные журналисты и публика сами были виноваты. Им давали ровно то, что они хотели. Чистейшей лживости чистейший образец.

Егор нарочно громко хлопнул дверью. Она повернулась на звук. Холодный тяжелый взгляд должен был придавить мерзавца. Но не на того напала.

— Где директор?

Вот так сразу. Ни тебе предварительных ласк, ни намеков на вежливость. Если ей что-то было нужно, расходились скалы и расступались воды, обнажая дно морское. Варвара знала, что здесь все решает тот, кто взял себе право. Она, похоже, свои права взяла еще в материнской утробе.

Он хотел было выйти из кабинета, но передумал. Это была его территория, и то, что анаконда здесь зацепилась своим хвостом, еще ни о чем не говорило. Егор вспомнил, зачем пришел, пересек комнату и открыл ящик стола. Ему не надо было поднимать глаз, чтобы видеть, как во взрывном механизме напротив смешиваются контрастные жидкости.

— Где директор? — с опасным присвистом повторила бомба.

Судя по тону, разгон частиц уже достиг максимального ускорения. Егор понимал, что затеял дурацкую игру, но не мог остановиться и отказать себе в мелочном удовольствии. Он даже не искал нужные бумаги, просто вынул первый попавшийся договор и внимательно, преувеличенно внимательно просматривал его. Он ждал, когда бесы взвоют, и они взвыли. Стул отлетел в сторону, и в кабинете рвануло.

Свести бы ее с Ниной, думал Егор, безразлично наблюдая, как Варвара Давыдова крушит его кабинет. Вот бы поорали друг на друга, мастерицы своего дела. Технологией истерики и скандала и Нина владела в совершенстве. Что могло послужить причиной, не знал никто. Она цеплялась за какое-то слово, жест, взгляд, за паузу или ее отсутствие. За насупленную бровь или рассеянный взгляд. И все. Начиналось страшное. Жрецы Беллоны доходили до исступления, принося кровавую жертву богине войны. Они калечили себя и крушили все вокруг. Нину бы к ним, показала бы класс.