Программист жизни - Надежда и Николай Зорины

– О чем рассказывать? – подтолкнул я его вопросом.

– Да обо всем! Например, что совсем не спит по ночам, в полдвенадцатого выходит на прогулку и гуляет до полвторого, потом работает, ложится около пяти утра, встает поздно, поэтому не любит, когда к нему приходят ни свет ни заря, особенно без предупреждения. У него фобия: ложиться до пяти он боится. Его мать умерла в больнице ночью, в двенадцать пятнадцать ему позвонили, разбудили. С тех пор он боится опять проснуться от того страшного звонка. У него вообще полно разных фобий. А время от времени происходит срыв, и его в психиатрическую больницу увозят. Мне его жалко. Борька, в общем-то, нормальный мужик, ну а что с головой беда, так он не виноват.

Наш задушевный и такой полезный для меня разговор прервал звонок домофона. Пришел слесарь. Настоящий слесарь. Анатолий вдруг вспомнил, что опаздывает на работу, и ретировался, бросив меня на произвол работника ЖЭКа.

Слесарь возился часа два, не меньше. Нецензурно сетовал, что трубы гнилые, надо было металлопластик ставить, а так в одном месте латаешь, в другом прорывается.

– Ставьте что хотите, – махнул я рукой и ушел в комнату. Включил компьютер. Надеюсь, Борис меня простит за то, что я так бесцеремонно внедрился в эту святая святых современного человека. Лично я не простил бы, но мне нужно было позвонить в центр реабилитации, а для этого найти номера телефонов. Я хотел выяснить, работает ли у них доктор Сотников. Оказалось, работает. Значит, жив, никакого убийства не было.

Потом позвонил Полине, объяснил, что застрял в квартире Бориса на неопределенный срок. Хотел помириться с Людочкой, но из этого ничего не вышло. Едва услышав мой голос, она отключилась. Видно, обиделась всерьез.

Больше делать было нечего. Я встал, прошелся по комнате. Из ванной послышались ужасающие звуки – так в аду, наверное, распиливают грешников. Зажав уши, я скрылся в дальней комнате: это оказалась спальня Бориса. Здесь я никогда еще не был, да оно и понятно: кто же в спальню приглашает гостей? Мне стало неудобно, и я хотел поскорее уйти, но тут один предмет привлек мое внимание. Он лежал на тумбочке возле кровати. Нечто среднее между мини-планшетом и смартфоном, с небольшим экраном, с кнопками, но без надписей – явно не заводского производства, Борис смастерил его сам. Из любопытства я нажал самую большую кнопку сверху – загорелся экран, мигнул, и на нем появилась фотография Стаса. Та самая, где ему тридцать лет. А в следующий момент раздался звонок, я ткнул в кнопку рядом – и едва не выронил прибор: голос Стаса, повзрослевший, но совершенно узнаваемый, произнес: «Привет, Борис!» Это был телефон, какой-то неведомой конструкции. И по странному стечению обстоятельств Стас, мой живой брат, позвонил Борису именно в этот момент.

– Стас! Стас! – закричал я, прижимая к губам экран, не зная, где находится динамик. Стас ничего не ответил. Наверное, нужно было нажать на какую-то кнопку, чтобы связь стала двусторонней. У меня дрожали руки, я не знал, на какую кнопку нажать, поэтому тыкал пальцем во все подряд и, как дурак, кричал: – Стас! Стас!

Экран погас. Связь, даже односторонняя, прервалась. Я, технический идиот, кретин, все испортил, упустил такой шанс – поговорить с братом. В отчаянии я снова попытался оживить этот странный телефон, нажал на верхнюю кнопку, но экран больше не загорался. Наверное, я случайно что-то там заблокировал.

В бессилии я опустился на кровать. Там лежала рубашка Бориса – синяя в черную клетку. Сколько помню, он всегда ходил дома в ней, в любое время года. Ну да, у сумасшедших часто возникает любовь к определенным вещам. Внезапно я почувствовал невыносимую ненависть к Борису. Ненависть и почему-то отвращение. Даже его рубашка стала противна. Я вскочил с кровати и пересел на стул. В руке у меня все еще был этот странный прибор: телефон односторонней связи с мертвыми.

Да нет, конечно, Стас жив. Ведь это же было ясно с самого начала, с того момента, как появилась фотография. Почему я все не хотел в это поверить? А главное – почему не добился от Бориса признания? Как я мог хоть на миг усомниться, что он связан со Стасом, знает, где он сейчас и что произошло тогда, двенадцать лет назад? Он все отговаривался, а я не смог настоять, но теперь я получил доказательство, неопровержимое доказательство их знакомства. Вот оно, в моей руке. Стас позвонил Борису, я сам слышал его голос.

Слесарь наконец закончил работу и ушел. Я сел на диван в большой комнате и стал дожидаться Бориса, накручивая себя все больше и больше. А когда он наконец появился, был готов его убить.

– Привет, – слабым голосом поздоровался Борис, совсем не удивившись моему присутствию в его квартире. Вид у него был до невозможности измученный, он явно плохо себя чувствовал. Но мне совершенно не было его жалко. – Подожди, я сейчас.

Он ушел в спальню, но минуты через две вернулся, переодевшись в свою клетчатую рубашку. И не жарко ему с длинными рукавами, зло подумал я. Странная все-таки психология у сумасшедших. Наверное, без этой старой рубахи он чувствует себя не защищенным. Но ничего, сейчас ему никакая защита не поможет.

– Тебе звонил Стас, – спокойным голосом сообщил я, еле сдерживая подступившую ярость: мне хотелось схватить его за шиворот и трясти, трясти, пока не вытрясу из него всю правду.

– Какой Стас? – равнодушно спросил он – я никак не ожидал от него такой реакции. Был уверен, что он хотя бы смутится, начнет по обыкновению выворачиваться, врать.

– Мой брат, какой же еще? – Я вытащил из кармана его самодельный телефон и покрутил в воздухе. – Вот, на этот самый аппарат нового времени, – тут я придал своему голосу сарказма, – и позвонил. – У меня ужасно чесались руки все-таки двинуть ему по роже.

Странно, Борис и на это прореагировал довольно спокойно, только стал выглядеть еще более слабым и больным.

– Аппарат нового времени? – грустно и как-то обессиленно усмехнулся он. – В самую точку. Это действительно аппарат нового поколения, но только не телефонный. – Борис вздохнул с явным усилием – дышать ему было трудно. – Что-то вроде приложения к компьютеру для хранения программ и обработки материала. Долго рассказывать, да тебе это будет неинтересно.

– Почему же? Очень интересно. – Я придвинулся к нему. – А еще интереснее наконец услышать правдивый рассказ о моем брате.

– И что же ты хочешь услышать? – У него стало такое скучающее выражение лица, что я опять чуть было не усомнился в своих подозрениях. Но тут так ясно вспомнил повзрослевший голос Стаса, что вся решимость добиться признания, вся ненависть к Борису вспыхнула с новой силой.

– Все. – Я еще ближе придвинулся к нему и пожалел, что у меня нет с собой пистолета: тогда бы уж точно он во всем признался.

– Если ты об этом, – он кивнул на аппарат, который я все еще сжимал в руке, – то ты ошибаешься. Мне Стас не звонил, да и позвонить не мог. Потому что он умер. Ты сам мне об этом рассказывал. А вчера вечером я нашел доказательство. Извини, мне нужно было точно знать, умер твой брат или нет.

– Доказательство? – Я просто обалдел. – Какое доказательство?