Программист жизни - Надежда и Николай Зорины

– Свидетельство о смерти. Я влез в базу загса, нашел свидетельство о смерти Стаса и распечатал.

– Зачем?!

Разговор становился настолько безумно-абсурдным, что я сам начал ощущать себя сумасшедшим.

– Я хотел кое-что кое-кому доказать, – усталым голосом, явно через силу проговорил Борис. – Для этого мне нужно было точно знать время гибели твоего брата, предъявить свидетельство о смерти и еще кое-что: фотографию с телефона, где ему тридцать лет, ну и… – он немного замялся, – разное другое.

– Что другое? – холодно-сдержанным тоном энкавэдэшника, которого лучше не злить, спросил я.

– Ну, свои определенные достижения, – нетерпеливо проговорил Борис. – Тебе не понять, да и объяснять не хочется. – По фотографии Стаса при помощи программы я смоделировал его голос. Ты его слышал.

– По фотографии голос? Это невозможно!

– Вот именно! – восторжествовал Борис, но тоже как-то через силу. – А я смог. Программу воспроизведения голоса по фотографии я создал еще три года назад. Ну, разве же это не доказательство? – Торжествующее выражение лица у него вдруг сменилось самым унылым. – А он не поверил. – Борис тяжело перевел дух – даже дышать ему было трудно.

– Кому и что, убогое существо, ты хотел доказать? – закричал я, уже совершенно не сдерживаясь. Схватил его за шиворот и хорошенько встряхнул. – Кому и что? – Я стянул ему горло воротником рубашки, собрав ее в кулак.

– Пусти! – задушенно прохрипел он. – Я хотел доказать врачу, что не сумасшедший.

Его жалкое признание так меня потрясло, что я выпустил его ворот и отошел в другой конец комнаты. Мне было стыдно – и за себя, и за него. И стало ясно, что ничего не добьюсь. Ни силовым методом, ни каким другим, потому что и добиваться нечего. Он просто больной человек, а если и затеял какую-то игру, то не из злого умысла, исключительно в силу болезни.

Я посмотрел на Бориса. Он сидел на диване, сгорбившись в позе предельного отчаяния.

– И как же ты хотел это доказать? – спросил я ласково, чтобы не раздражать и так раздраженную психику больного.

Он с опаской на меня покосился, но, увидев, что мое воинственное настроение пропало, заговорил. Это был печальный и совершенно безумный рассказ.

– Когда умерла мама, я начал пить, – сказал Борис хриплым, все еще полузадушенным голосом. – Долго пил, не просыхая. Потом, проснувшись однажды утром, понял, что так больше нельзя. И… стал лечиться. Это была долгая борьба, о которой и вспоминать не хочется. Пить перестал, но со мной случилось нечто похуже алкоголизма – тяжелая психическая болезнь, и вот она-то уже лечению не поддается. Так считает мой врач Евгений Петрович. Болезнь накатывает внезапно ни с того ни с сего. Предсказать, когда и отчего возникнет новый приступ, невозможно. Иногда за целый год ни одного приступа не происходит, и я начинаю успокаиваться, думаю, что все, здоров, но вдруг опять наваливается… А иногда приступы следуют один за другим, чуть не каждый месяц. И начинается такая тоска, что не передать. Депрессию сменяет беспричинный страх, страх сменяется депрессией. Если бы ты знал, Виктор, как это мучительно! Приступу всегда предшествует странная галлюцинация: я оказываюсь в будущем. Но не в каком-нибудь фантастическом, где роботы и всякая подобная чушь, а во вполне реальном, ограниченном пределами моей жизни. Меня «забрасывает» вперед не больше чем на сорок лет. Там, в будущем, со мной происходят разные вещи. Однажды я пережил арест. Меня обвинили в убийстве. Все происходило так осязаемо, в таких реальных подробностях! В другой раз я оказался в большом, богато обставленном доме – это был мой дом. Я чувствовал себя очень старым: передвигался с трудом, звуки проходили словно сквозь преграду, руки работали плохо. Помню, я еле справился с пуговицами, застегивая халат. Некоторые детали из моих путешествий в будущее со временем подтверждались, но доктор, да и я сам не сомневались, что все эти перемещения – лишь галлюцинации, лишь проявления болезни. А подтверждались они часто! Например, люди, которые меня арестовали, назывались полицейскими и на них была та самая форма, которую носят сейчас, а видение это пришло много лет назад. Задолго до того, как приняли реформу и милицию переименовали в полицию. И дом, в котором я буду в будущем жить, нашел. Правда, он только еще начал строиться и, конечно, мне пока не принадлежал. Примеров много! Но я не принимал их в расчет, думал, что действительно болен. И вот вчера… – Борис прервал свой рассказ и посмотрел на меня почти с любовью. – Вчера я понял, что не сумасшедший. Фотография твоего брата подтверждает, что путешествия в будущее – не бред безумца, а реальнейшая реальность! Ты себе не представляешь, как я обрадовался! Я не болен – и это факт. Вот только арест беспокоит. Неужели меня и в самом деле обвинят в убийстве? Несправедливо обвинят. Ведь я не убийца. Я просто не способен на это! Но, может, еще обойдется. – Он с такой надеждой посмотрел на меня, что мне стало неловко. Как будто я мог его защитить и уберечь от всех невзгод жизни. – Сегодня у меня как раз был плановый обязательный осмотр. Я решил все рассказать доктору и представить доказательства своей нормальности. Распечатал фотографию Стаса, скопировал свидетельство о его смерти, специальной программой, которую составил года три назад, воссоздал его голос…

– А голос зачем?

– Ну как же?! В наше время такое никому и не снилось. Вот и ты не поверил, что по фотографии можно воссоздать голос. А в будущем это запросто. Я и хотел показать, что без путешествий туда ничего подобного сделать бы не мог. У меня вообще полно изобретений из будущего! И дело не в том, что моя техника совершенна. Она невозможна в наши дни.

Борис замолчал, давая мне возможность осмыслить услышанное. И я осмыслил. Наконец в голове у меня все сложилось. Все просто и по безумной логике психически больного человека верно. Борис хотел доказать врачу, что здоров. Для этого все и подстроил. Где-то раздобыл фотографию Стаса, изменил ее при помощи своей совершенной техники так, что даже мой компьютерный спец не увидел подвоха – Борис действительно гений своего дела, это у него не отнять, – сделал еще кое-какие приготовления и принес «доказательства» врачу. А я… Либо я был ему нужен со своими сомнениями и надеждами как свидетель, либо все вышло случайно: Борис попросту забыл, что на телефоне, который он мне одолжил, фото повзрослевшего Стаса.

Я разгадал загадку, но совсем не чувствовал ни облегчения, ни успокоения. На душе было так паскудно, что я поспешил попрощаться с Борисом. Безумная надежда – увидеть Стаса живым – окончательно рухнула.

* * *

Никаких срочных дел у нас больше не оставалось, поэтому мы с Полиной решили присоединиться к Людочке – отправиться отдыхать в Болгарию. Турагентство по летнему времени работало до девяти вечера. Прямо из нашего офиса мы подъехали туда и на удивление легко все оформили. Настроение у меня несколько улучшилось, а Людочка, узнав, что мы летим все вместе, прямо-таки возликовала, тут же забыв обиды. Одна Полина, кажется, совсем не радовалась предстоящей поездке. Не возражала, но и не радовалась. Равнодушно слушала наши предвкушающие пляжные удовольствия разговоры, не принимая в них никакого участия.