Восхождение тени - Тэд Уильямс

Отшельники в страхе порскнули в разные стороны, заметались вокруг, но леди Дикобраз устремилась вперёд, и не остановилась, пока не встретилась с тварью нос к носу. Та была древна, Ясаммез понимала это по её движению и постоянной метаморфозе тела, слишком чуждого для женщины-квара, настолько, что глаза её и мысли не могли найти встреченному существу места в мировом порядке.

— Ты ушла далеко от дома, дитя, — сказала тварь одному из старейших созданий, всё ещё живущих на земле. — Что ты ищешь?

— Ты знаешь, что я ищу, старая паучиха, — ответила Ясаммез. — И ты знаешь, что время моё на исходе. Прочь с дороги!

— А ты груба, соседушка, — захихикала мерзавка.

— Мы не соседи.

— О да, но скоро можем и стать. Он издыхает, ты знаешь. И когда его не станет, кто удержит здесь меня и мой род?

— Молчи. Я не желаю слышать больше ни одного твоего ядовитого слова. Дай мне пройти, или я уничтожу тебя.

Существо пошло рябью, запузырилось и вновь уселось на тропу.

— У тебя не хватит силы. Только древняя мощь способна на такое.

— Возможно. Но если я и не смогу прикончить тебя, то нанести тяжкие раны сумею уж наверняка, и когда время придёт, ты не сможешь пересечь границу.

Тварь уставилась на Ясаммез — во всяком случае, по ощущениям, ведь настоящих глаз у неё не было. В конце концов она сползла с тропы.

— Сегодня я не стану тягаться с тобой, девочка. Но день близится. Искусник сгинет. Кто защитит тебя тогда?

— Я могла бы спросить тебя о том же, — но она потеряла уже достаточно времени.

Леди Дикобраз прошла мимо, и отшельники потянулись за ней шлейфом крохотных огоньков.

Ясаммез вихрем мчалась по землям, где ветер рыдал голосами потерянных детей, по местам, где небо само казалось криво прилепленным к лежащей под ним тверди, пока наконец не оказалась у подножия холма, где стояла дверь — одинокий прямоугольник, напоминающий поставленную на торец книгу, венчающий травяную голову. Она взобралась по склону и села перед ней, обернув конец хвоста своего внереального тела вокруг лап и прижав уши. Отшельники нерешительно мельтешили рядом.

— Его уже не слышно с этой стороны двери, госпожа, — подсказали они услужливо.

— Да. Но он не умер. Будь так, я бы знала.

Она позвала, но ответа не получила. В наступившей тишине Ясаммез чуяла ветер, скользящий по стылым, лишённым воздуха пространствам за дверью.

— Помогите мне, — обратилась она к тем, кто следовал за ней. — Поддержите мой голос своими.

И они провели там долгое время, посылая песнь в бесконечность. И наконец, когда почти истощилось даже нечеловеческое терпение Ясаммез, краем сознания она ухватила неясное дуновение, легчайший, тишайший шепоток, словно исчезающий вздох Цветочной Девы в ручье.

— Здессссь…

— Ты ли это, Искусник? Ты всё ещё… ты?

— Я… но я… становлюсь ничем…

Она хотела сказать что-нибудь утешительное, и даже отрицать его слова, но не в её сути было пытаться прогнуть под себя реальность и объявить правду ложью.

— Да. Ты умираешь.

— Этого… я ждал долго. Но те, кто ждал почти… столь же долго… готовятся. Они пройдут… сквозь…

— Мы, твои дети, не допустим этого.

— Вы не… властны, — голос ослаб, стал меньше и тише дождевой капли, поцеловавшей вершину дальнего холма. — Они ждали слишком долго, спящие… и неспящие…

— Поведай, кого стоит нам опасаться. Поведай, и я сражусь с ними!

— Это неверный путь, дочь моя… ты не можешь одолеть силу… так…

— Кто это? Скажи мне!

— Не могу. Я… связан… Всё, что я есть… то, что держит дверь закрытой, — и женщина услышала в голосе беспредельную усталость, жажду смерти, которая принесёт наконец избавление от страданий. — Так что я связан клятвой… и должен хранить тайну…

Голос умолк — и сначала Ясаммез подумала, что навсегда. А затем до неё долетели слова, пощекотав кожу, как пёрышко, принесённое ночным ветром.

— Прорицатель говорит о ягодах… белых и красных. Так оно и будет. Так оно должно быть.

Верно, от него ничего теперь не осталось.

— Отец? — она старалась быть сильной. — Отец!

— Помни, что сказал прорицатель, — он говорил, и тихий голос его соскальзывал в ничто. — Помни, что всякий свет… меж восходом… и закатом…

— Стоит того, чтобы умереть за него хотя бы раз, — закончила леди Дикобраз, но отца уже не было.

Когда она вновь стала собой — Ясаммез, которая дышала и чувствовала, Ясаммез, которая прожила каждый миг тысячелетней скорби своего народа, — она поднялась и вышла из пещеры. Никто из отшельников не последовал за ней — даже Аези'уа, доверенная советница. Смерть смотрела из глаз Ясаммез и билась у неё в сердце. Никто из живущих не мог в то время идти вместе с ней, и каждый из них понимал это.

* * *

Не так бы хотел Мэтт Тинрайт провести этот вечер. Он разломил последний кусочек хлеба, принесённого с собой, и промокнул им кубок с остатками вина. Пропитанный спиртным хлеб — и это вместо рагу с угрём-то! Но Мэтту всё же повезло достать вина, и ему совершенно не было жаль того дурачка, который оставил его без присмотра.

Поэт прятался на балконе часовни с того времени, как отзвонили вечерние колокола — а сейчас, должно быть, уже наступила полночь, — наблюдая за дверью, ведущей в покои Хендона Толли, куда, по словам ученика лекаря, и направился Окрос Диокетиец. Что же он делает там так долго? И что важнее — когда же он наконец выйдет оттуда, вернётся ли к себе и тем даст уже Тинрайту спокойно отправиться спать? Не ждал же Авин Броун в самом деле, что Мэтт прокрадётся ещё и к нему в спальню?

Скрип двери он услышал ещё до того, как она начала поворачиваться на петлях. Тинрайт пригнулся ниже, осторожно выглядывая из-за перил балкона — несмотря на то, что от той двери он был на расстоянии броска камня и укрывался в тени выступа крыши.

Брат Окрос внял мольбам поэта и вышел — его худощавая фигура и лысая голова были легко узнаваемы, даже пышное одеяние не смогло обмануть парня, но, к удивлению Тинрайта, вышел он не один: трое крепко сложённых мужчин в стёганых накидках-сюрко с кабаном и копьями Толли шли за учёным, и ещё некто в тёмной мантии с капюшоном шагал с ним рядом. По одним только плавным движениям закутанного в плащ человека Тинрайт сразу понял, кто это. Сердце поэта забилось: Окрос и Хендон Толли идут куда-то вместе — а он, получается, должен следовать за ними.

От одной этой мысли Мэтту сделалось дурно.

Поэт ожидал, что мужчины направятся в покои доктора, но слабая надежда на то, что покидать замок не придётся, развеялась, когда Окрос повёл всю компанию в одну из боковых дверей резиденции. Тинрайт очень постарался не слишком приближаться к ним, и, следуя за учёным и лордом-протектором, остановился на минутку переброситься словечком со стражниками у дверей, жалуясь на бессонницу и уверяя, что поможет ему, пожалуй, только прогулка на свежем ночном воздухе.