Знак расставания - Лиз Райан

— Ты скучаешь по ним, Акил? — спросила Эран.

Акил выглядел удивленным. Он не был совсем бесчувственным, но никогда не обсуждал своих переживаний.

— Да-а, бедный отец, каково ему в жизни пришлось! Я так думаю, мать вечно нудила, но ей тоже нелегко бывало, — сказал он.

— Ты пишешь ей? Ты ходишь на могилу отца и Дерси? — спрашивала Эран.

Нет. Его молчание сказало ей, что нет. Да понадобилось бы десять пинт как минимум, промелькнуло у нее в голове, чтобы расшевелить мысли и чувства ее брата! Но он все равно был ее братом, единственным корнем, оставшимся в этой песчаной, бесплодной почве. В будущем Эран окажется здесь только приезжей, только туристкой. Она не хотела этого, и особенно — для Рианны. Акил может однажды жениться на Эйслинг, у них могут быть дети. Племянники и племянницы, двоюродные родственники Рианны… и как Эран тогда будет выходить из ситуации, как познакомит их? Уставившись на маленький домик, она подумала, что вещи, которые раньше казались ей неважными, вдруг стали обретать значение. И у Рани тоже могут быть дети! Дива страдает без внучки, которую она бы любила… она любила бы маленькую дочку Бена! Решение одной проблемы, похоже, стало превращаться во что-то совсем другое. Господи, а что, если они все однажды узнают правду, возненавидят ли они Эран за то, что она сделала тогда? Бен, Рианна, Дива, Рани, Акил — все они?

Эран поняла, что Акил и Эйслинг ждут ее. Подходя к ним, она постаралась говорить беззаботно:

— Как обстоят дела с рыбалкой, Акил?

— Да как всегда. Эти проклятые испанские траулеры выметают все подчистую, — буркнул брат.

Даже когда они приближались к бухте, громада одного из траулеров продолжала маячить в вечерней дымке.

— Береговая охрана должна их задерживать, корабль не должен заходить так близко к берегу. Некоторые вещи не меняются, — сказал Акил.

Нет, подумала Эран, оглядывая улицы, которые выглядели уныло, делали бухту убогой и непривлекательной. Вещи никогда не меняются, пока ты их не заставишь измениться и не будешь продолжать и после этого бороться. «Пожалуйста, Акил, борись! Я знаю, я не живу здесь, но я хочу, чтобы у тебя и у Эйслинг была возможность остаться здесь. Вам здесь нравится, вы принадлежите этому месту, вы не должны сдаваться или опускать руки, как наши родители. Я хочу, чтобы мой ребенок и ваши дети росли в… Я хочу моего ребенка!» — вдруг подумала Эран.

— Ты должен это сделать, Бен! Должен! — сказала Эран.

— Нет! Это только принесет проблемы, будет скандал! — возразил он.

— Ну и что? Это лучше, чем игнорировать ситуацию, притворяться, что она не существует? — спросила Эран.

— И с каких это пор это стало моим делом вмешиваться в местные дела? — Бен поднял брови.

— Это не значит вмешиваться, это просто признание сторонников отделения, знак, что ты неравнодушен к их проблемам, — сказала Эран.

— Но мне все равно, и я равнодушен! То есть не к ним как к людям, но к этим агитаторам. Я не понимаю проблемы Квебека, так же как я не разбираюсь в проблемах Шри-Ланки или Аргентины, я просто певец! Я не могу влезать в распри каждого города, где я выступаю, — заметил Бен.

— Да это просто жест, это ничего не значит. Один куплет, ты выучишь его за полчаса, — уговаривала Эран.

— Я не знаю французского, — отбивался Бен.

— Я тоже, но я же потрудилась написать куплет по-французски, тебе осталось только спеть его. Это мне пришлось лазить по словарю и переводить, и потом, в этих словах нет ничего провокационного, их можно интерпретировать по-разному. Ну пожалуйста, Бен. Для них это будет так много значить, — сказала Эран.

Разъяренный Бен стремительно ходил взад и вперед по гостиничному номеру, размахивая руками, в его черных глазах светилось упрямство. Большинство людей в Монреале говорили по-французски, и все, что от него требовалось, — это выучить шесть строчек на этом языке, и он бы покорил их. Эран знала, что Бен аполитичен, но, если он не будет позволять себе такие маленькие выходки, он будет казаться эмоционально холодным и далеким в странах, где кипели конфликты… Бен отразил это в своей музыке, так почему бы не запечатлеть это и в словах тоже? Эран не поленилась написать их, ну не подавится же он, если пропоет их?

Он взглянул на Эран, сидящую на постели: только что из душа, с мокрыми волосами, без всякой косметики на лице, она выглядела очень юной и соблазнительно-привлекательной.

— Ладно, давай сюда эту хреновину! — проворчал Бен.

Она протянула руку, просвечивающую сквозь пеньюар, Бен выхватил страницу и в бешенстве уставился на нее.

— И что это значит? Да как я это выговорю?! — закричал он.

— Il etait une fois une voix, — начала Эран.

— Eel ayatyt oon-eun… Да это хуже голландского! Я это никогда не запомню! — рассердился Бен.

Эран расхохоталась. Он был как маленький злющий ребенок, упирающийся и недовольный.

— Запомнишь. Читай снова, — сказала она.

— Eel aytayt eehoon — к черту все! Мне проще душить кота прямо на сцене, будет очень похоже! — фыркнул Бен.

— Ты отсюда никуда не уйдешь, пока все не выучишь. Если ты можешь произнести «Au Fond du Temple Saint», то и это сможешь, — заявила Эран.

Бен внимательно посмотрел на нее, и через двадцать минут сплошных мучений он действительно был в состоянии это произнести. Не на «отлично», но и не так уж плохо.

— Хорошо. Сейчас идем на репетицию, проверим аппаратуру, и можешь до завтра расслабиться.

Естественно, Бен был не в состоянии расслабиться — только не перед этим первым концертом в Монреале в огромном зале Форума, с Кевином Россом, шипящим и суетившимся так, как будто город горел. Он так много отдает публике, подумала Эран, любуясь его мощными мускулами, когда он стащил через голову футболку и отправился в душ. Это было потрясающее турне, но здесь будут новые критики, они высмеют его, если он ошибется, и подвергнут сомнению его роль, если все будет правильно… Они — людоеды, они буквально питаются Беном, разбирают его на части, и если он не понравится им, всегда найдется кто-нибудь еще. Бен поет без перерыва почти шесть недель, бегая по сцене как ошпаренный, перелетая с одного края Канады на другой, и при этом ему надо постоянно быть свежим, блестящим, в прекрасной форме. Непонятно, как ему это удается?

«Но Бену это нравится, он это любит, а я люблю его», — подумала Эран.

Форум был забит до отказа тысячью тел, уже пропотевших от собственного жара. Но неожиданно наступила наэлектризованная тишина, когда на сцене застыло пятно света. Какое-то время ничего не происходило, и вдруг, словно ниоткуда, посередине оказался Бен. У него отлично получались такие драматические появления на сцене.

Сидя в первом ряду, Эран дрожала и цеплялась за руку Ларри Беккера. Не важно, сколько раз наступал этот вечер, — первое выступление в новом зале, она всегда нервничала. Даже сегодня, хотя не исполняли «Реквием» и она сама не выступала. Взглянув вверх, она увидела, как Бен схватил микрофон, резко поднял его к лицу и обвел зал взглядом, свойственным только ему, выдерживая паузу в две-три секунды.