Канцелярская крыса - Константин Сергеевич Соловьев

сам себя, когда лежал на острой брусчатке тротуара, разглядывая гроздья серебристых звёзд на ночном небе. Удивительно много звёзд видно в южном полушарии, в Лондоне и близко не увидишь подобной картины ночного неба. Так много, что даже созвездия не складываются в привычные картинки…

Как это произошло, мистер Уинтерблоссом?..

Восстановить события в мелочах оказалось необычайно сложно, хотя с того времени прошло менее десяти часов. Герти помнил чужое незнакомое лицо, летучий и кажущийся совершенно тут неуместным запах ванили, перемежающийся вонью кошачьих помоев. И рвущие ночь в клочья вспышки пистолетных выстрелов.

— Он выстрелил в меня. Четыре раза.

— Он что-то сказал перед этим?

— Нет. Ничего. Сразу начал стрелять.

— Вот как… — мистер Шарпер хищно прикусил папиросу, — Дальше!

Дальше всё произошло само собой, без всякого участия Герти. Мир превратился в череду картинок, вроде тех, что демонстрирует зрителю специальный автомат, стоит бросить в него пенни, только картинки эти были перепутаны и шли без всякого порядка, вразброс, и с невероятно быстрой скоростью, так, что едва успевал схватывать глаз.

— Он направил револьвер прямо на меня. Нас разделяло едва ли два фута.

— Стрелял в упор, — пробормотал мистер Шарпер, — Хотел наверняка…

— Полагаю, что так.

— Но как… как вам удалось увернуться от четырёх пуль, выпущенных с такой близкой дистанции?

Герти помнил, как увидел дуло револьвера, устремлённое ему в лицо. Как попытался выхватить из трости клинок, но тот заел, у трости имелась хитрая защёлка… Тогда он схватился за револьвер в кармане пиджака и рванул его на себя, но тот зацепился курком за ткань и намертво застрял.

Дуло револьвера было черно и пусто, как замочная скважина, ведущая в тёмную комнату. Но Герти знал, что спустя долю секунды из него вырвется фонтан обжигающего огня. На таком расстоянии не промахиваются. Знал он и то, что не успеет ничего сделать. Завопив от ужаса, Герти попытался отпрянуть, одновременно потянувшись рукой за дерринжером на правой лодыжке…

Дальше он сам ничего не помнил. Загрохотали выстрелы и что-то так больно ударило его под рёбра, что выбило из груди весь воздух. Он покатился по мостовой, чувствуя, что пробит во многих местах и истекает кровью. Удивительно, собственная кровь показалась ему холодной. Сквозь звон в ушах он едва слышал звуки бегущих шагов — его убийца бросился бежать, как только выполнил свою работу.

«Вот как оно умирать», — подумал Герти, чувствуя щекой шероховатое касание камня.

В этот краткий миг, отделяющий человеческую душу от вечности, оно показалось ему почти приятным. Звёзды в ночном небе стали выглядеть по особенному. Как ангельская пыль, растворённая в воздухе. Герти смотрел на них, изо всех сил пытаясь держать глаза открытыми, но он знал, что долго это не продлится. В этот миг он забыл про всё. Про Канцелярию с её крысами. Про Бангорскую Гиену, рыщущую где-то в ночи. Забыл даже про Гилберта Натаниэля Уинтерблоссома, который вдруг оказался где-то позади, какой-то неважной щепкой, бултыхающейся в ручье. Перед ним открывалась вечность. И он молился только о том, чтоб ему было отпущено ещё несколько секунд, которые он сможет провести, глядя на звёзды…

— Мистра! Ай, мистра, что же это вы делаете?

Что-то мгновенно заслонило от него звёзды. Что-то с переломанным носом и большими, наполненными тревогой, глазами. Муан. Услышал, стало быть, выстрелы и вернулся. Герти испытал окрашенный близкой смертью прилив нежности к этому неуклюжему дикарю. Умереть на руках преданного слуги… В этом есть что-то красивое, что-то возвышенное, что-то такое байроновское…

— Иди, милый Муан, — пробормотал Герти, чувствуя, как слабеет собственный голос, — Я не держу на тебя зла. Всё закончилось так, как и должно было. Всё верно.

Он застонал, когда сильные руки полли принялись мять и ощупывать его умирающее тело. Это уже было лишнее. Портило исполненный миндальной горечи ритуал. Герти хотелось испустить последний вздох, глядя в ночное небо, а не ворочаясь под лапами бестолкового аборигена.

— Хватит… пусти… Всё кончено, Муан. Надо смириться.

А тот вдруг широко улыбнулся, обнажив полный набор крупных, как у лошади, белоснежных зубов.

— Хвала всем атуа[147], мистра, вы целы! А я уж перепугался не на шутку…

— Я умираю, — мягко сказал ему Герти, чувствуя, как тело затопляет предсмертной негой, — Не вини себя, Муан. И прости меня за всё, что волей или неволей тебе причинил… А теперь отпусти меня. Меня ждёт далёкий путь.

— Такой уж и далёкий, — пробормотал Муан, всё ещё бесцеремонно ощупывая умирающего хозяина, — Два этажа всего по ступенькам…

Он отказывался верить, понял Герти. Бедный Муан с его большим и мужественным сердцем. А может, сообразно его дикарской вере душа, чтобы попасть на небо, преодолевает длинную лестницу, каждая ступень которой представляет собой…

— Вставайте, мистра! — Муан схватил Герти за лацканы пиджака и потянул на себя, — Ни к чему лежать на камне, ночи здесь не такие уж тёплые… Пожалуй, сбегаю принесу вам топлёного молока. Вы только на ноги встаньте.

— Я умираю, чёрт тебя возьми! — разозлился Герти, пытаясь отпихнуть от себя его бритую голову, — Можешь ты хотя бы в такую минуту оставить меня в покое?

— Вы не умираете, мистра, — нерешительно произнёс Муан, — Вас вроде как не задело.

— О чём ты говоришь? Меня подстрелили.

— Все пули угодили в дверь, как я вижу. На вас нет ни единой дырки. Разве что рукав в одном месте пропороло…

— Я лежу в луже крови, — устало сказал Герти, ощущая, однако, какую-то душевную неуверенность. Ночное небо стало на шаг от него дальше.

— Это не кровь.

— А что?

Муан принюхался.

— Сдаётся мне, какие-то помои. Ваша соседка, пожилая миссис, их тут для котов оставляет…

С помощью Муана Герти поднялся и ощупал себя дрожащей рукой. Полинезиец был прав, следов пуль на теле не обнаружилось, не считая неровного, ещё тёплого, отверстия в рукаве. Едва удерживаясь на ногах, не обращая внимания на стекающую по пиджаку зловонную жижу, Герти повернулся к двери. На полированной поверхности темнели четыре хорошо заметные вмятины.

«Четыре выстрела. В упор. А я остался невредим, потому что в последний миг поскользнулся на луже помоев! — подумал Герти отрешённо, — Рехнуться можно».

— Полковник?..

— Что? Ах, простите, — Герти попытался принять более непринуждённую позу, — Вы хотите знать, как я избежал пуль? Дело в том, что мне удалось увернуться.

— От четырёх пуль, выпущенных с двухфутового расстояния? — недоверчиво спросил мистер Шарпер, забывший про папиросу.

— Да, именно так. Мне ведь, знаете, в своё время пришлось немало поскитаться по миру. Я изучал всякого рода… приёмы, предназначенные как раз для подобного случая. Похоже, они и спасли мне жизнь.

— Невероятно!

— Всего лишь предельная концентрация духа и тела, — заметил Герти скромно, — Вы даже не представляете, мистер Шарпер, на какие чудеса способно тренированное человеческое тело.

— Повторюсь в очередной раз, вы, полковник, истинная находка для Канцелярии! Но как же стрелок?..

— Ах, стрелок, — пробормотал Герти, скучнея, — К сожалению, ему удалось скрыться. Я