Лазарит. Тень меча - Симона Вилар

Внимательно взглянув на брата, она убедилась, что это и в самом деле так. Многое в его лице напоминало о короле Генрихе — та же рыжина в каштановых волосах, тот же серый, как шотландский гранит, оттенок глаз, упрямая сила в линиях подбородка и скул. Да, в нем явно текла кровь Плантагенетов, и то, как отличал маршала де Шампера Ричард Львиное Сердце, свидетельствовало, что он признает эту родственную связь. Но что, если…

— Святые угодники! — невольно всплеснула руками Джоанна. — Уильям, не хочешь ли ты сказать, что старый король Гарри имел связь с нашей матерью? Но ведь отец и король были так дружны!..

И вдруг по-солдатски выругалась:

— Ко всем чертям! Ты похож на нашего отца! Ты истинный де Шампер! И больше я ничего не желаю знать!

— Придется, — усмехнулся Уильям. Горячность сестры, так неожиданно прорвавшаяся сквозь скорлупу отчужденности, порадовала его. И теперь он не просто пытался вызвать ее своей откровенностью на откровенность — он хотел поделиться своей тайной с близким человеком.

Он продолжал негромко, порой с трудом подбирая слова, а Джоанна слушала в смятении: гордец, чья душа была замкнута для всех, открывал перед ней ее скрытые глубины. Наделенная богатым воображением, она словно видела, как ее старший брат, маленький всеобщий любимец, неожиданно начинает сознавать, что ему предпочитают другого. О нет, лорд Артур и леди Милдрэд были по-прежнему нежны и внимательны к своему Уильяму, но их чрезмерная радость по поводу появления «истинного наследника» сказала ему много, слишком много.

То, что его считают бастардом, Уильям окончательно понял, когда его, как и полагалось отпрыскам благородных семейств, еще подростком отправили в услужение к графу Уильяму д'Обиньи. Там никто с ним не церемонился: от него не скрыли, что лишь великодушие лорда Артура, стремящегося оградить честь жены, вынуждает его признавать права Уильяма, столь не похожего на него самого, в обход своего сына Гая.

Там же, в замке д'Обиньи, ему поведали следующую историю. В годы смуты, когда за престол боролись Стефан Блуаский и Матильда Анжуйская, Артур де Шампер и Милдрэд Гронвудская были помолвлены, но их брак не состоялся, ибо леди Милдрэд похитил сын короля Стефана принц Юстас. Впоследствии сэр Артур освободил невесту и обвенчался с ней. Но у нее уже был ребенок от Юстаса, которого Артур признал своим сыном, сославшись на то, что мальчик был зачат еще до похищения леди Милдрэд.

Уильям по возвращении домой сообщил родителям об услышанном, но те в один голос просили его не обращать внимания на злые наветы, а верить им, его родителям. И как же он хотел им верить! Но вместе с тем не мог не видеть, что общим любимцем теперь стал так похожий на отца Гай. Затем родился младший из братьев — Генри. И опять в семье де Шамперов была великая радость. Уильям терялся в догадках, он начал избегать родителей, считал, что они лгут ему из жалости, тогда как на самом деле он незаконнорожденный ублюдок, позор своей матери.

Это было тем более горько, что и другие вскоре подметили его сомнения и неуверенность, а пажи, с которыми Уильям служил у д'Обиньи, звали его бастардом прямо в глаза. Он жестоко дрался с этими мальчишками за свое доброе имя, но ему все равно не верили и насмехались еще злее. В итоге он стал дичиться, огрубел и стал резок даже с отцом, которого считал лжецом, пусть даже из милосердия. Их отношения окончательно испортились, Артур де Шампер начал избегать Уильяма, а его нежная привязанность к малышам Гаю и Генри была заметна всем и каждому. Мать, несмотря на все усилия, так и не смогла примирить разгневанного мужа и дерзкого сына, а он с ужасом осознал, что даже его родители — обладающие огромной властью, обласканные королем, боятся позора, который он навлек на весь их род своим появлением на свет.

Вот тогда-то он и объявил, что намерен стать тамплиером. Это был выход, который всех устраивал. Заполучить одного из де Шамперов в свои ряды для ордена было почетно и желательно, семье это также делало честь, ибо в те времена немало отпрысков знатных семейств желали облачиться в белый плащ с алым крестом и сражаться за святое дело. Но эти отпрыски не были старшими сыновьями!

Лорд Артур, спохватившись, попытался наладить отношения с сыном. Из этого ничего не вышло — они разругались в пух и прах, отец уехал, и больше они не виделись до того часа, когда Артур де Шампер явился на пристань, чтобы проститься с сыном перед его отплытием в Палестину. Впрочем, прощание вышло весьма сдержанным. Единственный человек, о котором Уильям сожалел и на первых порах тосковал, была его мать. С сэром Артуром было проще — он больше не считал его отцом. Два гордеца холодно взглянули друг на друга, обменялись поклонами, и на этом все кончилось. Впоследствии только леди Милдрэд время от времени писала сыну.

— Я не жалею о том, что избрал этот путь, — вскинул голову маршал. — Я многого добился в ордене и немало сражался во славу Господа. Но с твоим приездом, Джоанна… Я упорно размышлял об этом и внезапно понял, как глубоко оскорбил отца. Должно быть, с годами во мне заговорила его кровь, ибо сначала ты, а затем и король Ричард не раз замечали, как я похож на него. Не на мерзавца Юстаса, не на короля Гарри, на которого я походил в детстве. Я стал истинным де Шампером! Но увы, теперь мне и до конца моих дней не вымолить прощения у нашего отца. Слышишь, девочка? Я сказал: у нашего отца!

Джоанна поднялась и порывисто шагнула к нему. Ей хотелось коснуться брата, обнять его, но она тут же спохватилась и снова опустилась в кресло. Нет, она не смеет! И все же она проговорила:

— Я ни на миг не сомневалась, что ты мой брат. Именно так о тебе говорили дома, но когда я увидела тебя воочию…

— Я повел себя холодно и отчужденно, — губы Уильяма тронула едва заметная усмешка. — И тем самым отпугнул свою сестру. Прости меня, Джоанна. Надеюсь, когда ты вернешься и увидишься с отцом, ты передашь ему мою исповедь. И скажешь, что все эти годы я любил его. А все, что мне удалось сделать на своем веку, — ради доброго имени нашего рода, ради чести де Шамперов… Я надеюсь на тебя, сестра моя!

При этих словах Джоанна сникла и снова укуталась в покрывало, словно откуда-то дохнул ледяной ветер зимы.

— Я больше не вернусь домой, Уильям. Это невозможно.

— Но почему, во имя Пресвятой Девы?

Джоанна молчала, но он и не торопил ее. Ему была нужна правда. И Джоанна это понимала. Она снова поднялась, подошла к столу и взглянула на фолиант с множеством закладок.

— Абеляр? — удивленно спросила она. Перевернула несколько страниц и прочитала вполголоса: — «То были дни, когда я познал, что значит: страдать; что значит: стыдиться; что значит: отчаяться».

Ее плечи вдруг затряслись в плаче, но она тут же выпрямилась и резко повернулась к брату.

— Ты не обрадуешься тому, что я скажу!

Уильям снова подумал о том, что знал о ее муже. Если дело в нем, то Джоанна это легко переживет. Все не так уж сложно.

Но она заговорила об ином:

— Ты много говорил о чести, Уильям. Так вот: я растоптала свою честь, отдавшись в пути незнакомцу.