Мелькнул чулок - Элизабет Гейдж

Не было времени спрашивать, думал ли он о ней, хотел ли все эти длинные одинокие месяцы беспокоиться о том, что сумасшедший, буйный пыл ее тела отпугнет его.

Изголодавшийся по любви мужчина прижимал ее к твердому, как сталь, телу, а нетерпеливые руки лишали способности мыслить.

Теперь настал черед Энни снять с Фрэнка все, что еще осталось от одежды, слышать, как она с мягким шорохом падает на пол, обжигать губами обнаженную плоть.

Горячее мужское тело, трепещущее от нетерпения, накрыло ее, и Энни приняла эту великолепную тяжесть, умирая от желания ощутить его прикосновение каждым дюймом кожи. Пальцы, так осторожно разминавшие больное колено, налились жаром, приветствуя ее наслаждение, усиливая его, гладя с дарованным природой искусством, словно Фрэнк с самой первой встречи знал и тайно предугадывал все, что произойдет между ними.

Может ли это быть? Неужели эти странные, все понимающие, чувственные глаза разгадали все ее секреты? Ответ на тревожащие вопросы словно дурманящая вспышка озарил душу Энни, когда она почти против воли, гонимая лишь жгучим желанием, отыскала средоточие его мужественности и ввела в себя.

«Да, да!» – молча ликовала она, ощущая чудо быть необходимой и желанной. Да, он хотел ее! Фрэнк вновь накрыл ее собой, словно желал защитить, уберечь, завладеть навеки, оплодотворить бесконечной силой, призванной создать и породить новую женщину, заставить преобразиться женскую плоть.

Все кончилось слишком быстро. Конвульсии наслаждения охватили обоих с ошеломляющей внезапностью, но Энни почему-то казалось, что прошла вечность, огромное, все расширяющееся мгновение, поглотившее, уничтожившее прошлое, наполнившее ее экстазом, прежде чем чуждый, неведомый вихрь невиданной мощи унес ее за сотни световых лет от себя самой.

Однако Энни не испытывала страха – ведь она больше не была одинока и могла раствориться в этом пока не познанном, все еще находившемся в ней мужчине, потому что знала – он возвращает ей ее потерянную душу, сегодня, сейчас, на алтаре их близости.

И Энни, с восторгом вслушиваясь в срывающиеся с его губ вздохи и сжимая плечи Фрэнка исхудавшими руками, притягивала его все ближе и ближе, словно, если он проникнет в нее по-настоящему глубоко, целиком завладеет и заберет с собой, его плоть вызовет к жизни целые миры, в которых несомненно откроется будущее.

Дэймон возвратился домой десятого апреля, проведя почти два месяца в Нью-Йорке.

Энни радовалась как ребенок. Наконец он перестанет быть всего лишь бестелесным голосом в телефонной трубке, жалующимся на трудности работы с Эйбом и отпускающим кислые шуточки насчет тягот жизни на Манхэттене. Он снова станет реальным, будет шуметь и ворчать по-медвежьи, с отцовской любовью обнимет Энни, возьмет в руки любимую скрипку – словом, перевернет весь дом, и тихие комнаты снова оживут, будто шаровая молния проплывет по ним, заряженная электричеством его энергии.

И, как ни парадоксально, Энни не хватало не только возбуждения, которое обычно приносил с собой Дэймон, – она тосковала по стабильности, уверенности в настоящем, неотделимом от его присутствия. С того памятного утра, шесть недель назад, когда Энни и Фрэнк так неожиданно стали любовниками, девушка жила в водовороте бурно меняющихся чувств, от которых кружилась голова и тревожно сжималось сердце.

После того первого украденного утра она, изнемогая от нетерпения и дурных предчувствий, ждала, позвонит ли Фрэнк. Как всякая женщина, обнаружившая, к своему изумлению и радости, что ее хотели однажды, Энни замирала от мысли, а захочет ли Фрэнк ее снова.

Как-то вечером, когда она сидела в одиночестве на веранде, прислушиваясь к тишине опустевшего дома, раздался звонок. Фрэнк вежливо, почти застенчиво, пригласил ее на ужин. Он не видел, как мгновенно засияла Энни, услышав его голос, как засверкали и преобразились пустые комнаты, когда девушка, все еще держа трубку, огляделась.

За ужином они обменялись всего несколькими словами, оба вели себя робко, словно встретились впервые. Тихий приятный вечер закончился, к облегчению и восторгу Энни, в уютной квартире Фрэнка. Она так и не вспомнила, о чем они говорили. Все плыло как во сне. Энни лишь смутно сознавала, где она и что с ней, пока, по милости небес, к благосклонности которых она не осмеливалась взывать, руки Фрэнка вновь обняли ее. И, оказавшись, наконец, на мягкой постели, Энни отдалась ему, всем сердцем открылась перед Фрэнком словно весенний цветок, зная твердо, как только может знать женщина: перемены в жизни и душе, принесенные Фрэнком, оставят свою метку навсегда. После этой ночи Энни твердо уверилась в том, что судьба подарила ей счастье большее, чем она заслуживает, после стольких месяцев ледяного одиночества, но не могла подавить в себе ужаса – вдруг Фрэнк больше не позвонит. Испытываемое беспокойство было для нее одновременно новым и сбивающим с толку. С одной стороны, Фрэнк вернул все: сознание того, что она может быть желанна и любима, оптимизм и способность без страха смотреть в будущее. С другой, пугающие женские инстинкты говорили Энни, что будущее без Фрэнка будет подобно высохшей пустыне.

Но Фрэнк позвонил, и они встретились снова. С того первого дня они встречались уже шесть раз, и каждое свидание приносило новую близость. Но между встречами Энни терзалась муками сомнений, не в силах ни на чем сосредоточиться; напряжение ожидания изгоняло все рациональные мысли и эмоции, не давая ни на миг покоя.

У Энни не было времени прийти в себя, разобраться в причинах страха и радостей. Она знала только, что оставила позади прошлое, и каждая клеточка тела была готова взорваться от ликования и желания, что они миновали опасный отрезок пути, и возврата назад нет.

Энни не знала, можно ли возлагать надежды на Фрэнка, и понимала только, что его спокойный голос и теплые руки были магнитом, к которому она безудержно тянулась всем своим существом. И из-за этого душевного переворота окружающий мир словно встал с ног на голову. Жизнь снова открылась во всем великолепном разнообразии, бурном кипении, словно запахи, ароматы и зрелища нахлынули на Энни так, что голод становился все острее, а земля уплывала из-под ног.

Дэймон был связующим звеном с более упорядоченным существованием, хотя воспоминания о прошедшем времени оставались достаточно болезненными. Энни ждала только одного: чтобы он вернул ее к реальности, подарил сознание уверенности в себе, помог определить цель в жизни, заставил забыть безумие, бушующее в душе.

Энни больше не доверяла собственным чувствам – слишком они были сильны, слишком запутаны. Зато она доверяла Дэймону. И радовалась, что он возвращается. Поэтому Энни в нетерпеливом возбуждении помогала Кончите готовить торжественный обед, которым они встретят Дэймона.

Ровно в полдень Энни услышала звук мотора. Она была одета в шорты и футболку; тщательно причесанные волосы спадали на плечи. Она поспешила открыть дверь. Дэймон, уже стоя на дорожке, расплачивался с водителем. Энни удивленно остановилась на пороге. Рядом с Дэймоном стояла молодая женщина лет двадцати двух. Светлые рыжеватые волосы сверкали в солнечных лучах. Она была одета в спортивные брюки и ярко-желтую блузку, волосы стянуты на затылке лентой в тон. На капоте машины лежал портфель.