Убить Пифагора - Маркос Чикот

* * *

«Нужно срочно выбираться отсюда». Даарук огляделся, как загнанный зверь. Возвышение было заполнено членами Совета и солдатами, окружавшими его со всех сторон, свободное пространство было только впереди, но там на коне гарцевала Ариадна, обращаясь к Совету с поднятой рукой. В этот момент она оказалась к нему спиной. Бывший великий учитель метнулся к краю возвышения и прыгнул. Он рухнул на спину коня, врезавшись в спину Ариадны.

Сбросил проклятую дочь Пифагора и вонзил пятки в бока животного, которое тут же бросилось вскачь.

Падая с коня, Ариадна уцепилась за руку какого-то гласного, но все равно оказалась на полу. Подняв голову, она увидела, что солдаты у ворот трусливо отпрыгнули в стороны, уступая дорогу коню.

Даарук выскочил из ворот как молния.

Разбитый нос Акенона не позволял ему дышать.

Воздух мог попасть в легкие только через рот. Он попытался проглотить слюну и почувствовал, что задыхается. Испугавшись, попытался выругаться, но боль в шее сдавила горло. Он понял, что вот-вот задохнется, им овладела паника.

«Я задыхаюсь!» — воскликнул он.

Собрал всю свою волю и максимально расслабился, чтобы мышечный спазм прошел. Воздух вновь медленно проник в его грудь.

Ни человека в маске, ни Борея он не видел с того дня, как его поймали. «Вернутся ли они, чтобы продолжить пытки, или же они бросили меня на медленную смерть?» — спрашивал он себя, стараясь что-нибудь разглядеть в мучительной тьме. Он пришел в сознание всего два часа назад, проведя в беспамятстве три дня. Хотелось снова провалиться в небытие, чтобы избавиться от удушья и боли.

Его окружали сумерки, руки и ноги были привязаны к стулу. Свет, сочившийся сквозь щели в запертой двери, свидетельствовал о том, что снаружи день. Он наклонился и протяжно застонал. Боль в шее усиливалась, стоило ему подвигать головой, пора было проверить, сможет ли он двигать руками. С огромным усилием он скользнул кончиками пальцев по подлокотнику кресла. Повернул голову и сделал то же движение другой рукой. Окружающее он видел сквозь узкую щелку. Голова Борея, сломавшая ему нос, повредила всю правую сторону лица, и он не мог как следует разомкнуть веки.

Он закрыл здоровый глаз и вспомнил тот миг, когда узнал, кто скрывается за маской. Он тогда прогуливался вместе с Пифагором в Кротоне. Рассеянно вытащил кольцо Даарука и вдруг понял, что он-то и есть человек в маске. На несколько мгновений откровение его парализовало. Как только он обрел дар речи, спешно попрощался с Пифагором и отправился к Эритрию, опекуну. Он попросил показать ему опись имущества, принадлежавшего Дааруку. В нем упоминалось старое поместье в лесу, где жили родители великого учителя и которое десятилетиями стояло заброшенным. Он немедленно отправился туда.

«И Борей обезоружил меня, как ребенка», — с горечью подумал он.

Связав его, Даарук снял металлическую маску. Его обезображенное огнем лицо перенесло Акенона на несколько месяцев в прошлое, в тот день, когда Атма, раб Даарука, приготовил для своего хозяина погребальный костер. Акенон и Ариадна были свидетелями последнего этапа возведения костра, а также момента, когда Атма его поджигал.

И не заметили обмана.

У него были некоторые сомнения относительно того, как именно было разыграно представление, но в общих чертах он его представлял. Скорее всего, на погребальном костре Атма смазал тело и ткани, в которые был завернут Даарук, не горючим веществом, как полагали они с Ариадной, а наоборот, чем-то огнеупорным. Масло вылил по краям костра, чтобы пламя окружало Даарука, не касаясь тела. Огнеупорное вещество должно было защитить хозяина в течение минуты или двух. Этого было достаточно, чтобы затем он бросился в воду и улизнул под покровом ночи, однако случилось так, что пламя обожгло ему пол-лица. Судя по тому, как он говорил, горячий дым проник и в горло.

Акенон предполагал, что между дровами погребального костра, разведенного под Дааруком, Атма подложил чей-то труп. Обгоревшие кости безвестного мертвеца он и собрал на следующий день. Обман был продуман до мелочей: Атма даже надел на другое тело кольцо Даарука.

«И все-таки он совершил ошибку», — размышлял Акенон в одиночестве заключения.

Доказательства этой ошибки все время были перед ним, но задумался он о них всего три дня назад, рассеянно осматривая кольцо. Великий учитель, которого он видел несколько раз, всегда носил пентакль на правой руке.

А у трупа, лежавшего в погребальном костре, кольцо было надето на палец левой.

Даарук остановил коня на вершине холма. Обливаясь потом, он осматривал высохшую пыльную равнину, оставленную позади.

«Никто не преследует», — с облегчением подумал он.

Он пришпорил коня, стремясь как можно скорее добраться до убежища, где хранилась половина его золота и математические свитки… «И Акенон», — подумал он со злобной ухмылкой на обожженных губах. Борей так отчаянно набросился на египтянина, что чуть его не прикончил. Тем не менее, пролежав без сознания три дня, Акенон все еще был жив.

По крайней мере, в последний раз он его видел живым.

Это было в то утро, когда он отправился в Совет, чтобы бросить в тюрьму Трехсот и напасть на пифагорейское собрание. Акенон был так плох, что он бы не удивился, если бы за это время тот испустил дух.

Даарук сжал веки, чтобы стряхнуть слезы, навернувшиеся от ветра. Земля летела под ногами коня. Через пять минут он доберется до старого поместья своих родителей. Акенон узнал от нем через опекуна Эритрия, но Даарук рассчитал, что пока за ту же ниточку потянет кто-то другой, пройдет слишком много времени. В эти минуты политики и солдаты соревновались, кто первым доберется до другого убежища — того, где еще недавно томилась Ариадна.

Все собственными ушами слышали, что там спрятаны тысячи килограммов золота.

Он недоверчиво покачал головой. Как Ариадна умудрилась прикончить Борея? И все же даже для такой исключительной ситуации подготовлен план.

С самого начала он вел себя решительно, но осторожно. Помимо старой виллы родителей у него был уединенный дом — он приобрел его специально, чтобы хранить полученное золото в разных местах. Прежде чем спровоцировать войну между Сибарисом и Кротоном, он все продумал с таким расчетом, что ему благоприятствовал любой исход. Из осторожности держал Акенона и Ариадну отдельно: так у него всегда оставался заложник, чтобы вести переговоры, если кто-то проникнет в одно из укрытий. И последнее проявление его смекалки — на крайний случай, который сегодня как раз настал — пришвартованный в соседней бухте корабль, готовый к отплытию.

«Сбегу по морю, они и опомниться не успеют, как я снова буду у руля», — размышлял он.

Он остановился перед убежищем и внимательно осмотрел дом. Никто его не найдет; он была укрыт в чаще леса и замаскирован ветвями.