Нечестивый Консульт - Р. Скотт Бэккер

Нелюди Иштеребинта ответили на призыв их Святого Аспект-Императора!

Песнопения извергались сияющими вспышками из их черепов. Квуйя приближались, паря над поражёнными скверной полями в своих традиционных позах – грудь выпячена, а руки отставлены назад, словно они пытались протолкнуть свои сердца через толщу воды. Перед самым мигом явления колдовства они резко вытягивали руки вперёд, меняя положение тела на прямо противоположное и словно бы выстреливая свои Абстракции. И шранки гибли под ударами их гнева, как гибли они в те времена, когда их души ещё были молоды, а вся непристойная мерзость Сотворения этих существ была свежей, как пытка. Блистающие параболы вбивали шранков в грязь. Сверкающие гребни превращали их в горящие свечи. И они визжали, как визжали когда-то, обращая свои завывания к парящим в небесах призрачным фигурам, приходящимся им отцами. Их обращённые вверх лица сминались, словно зажатые в кулаке куски шёлка, кривясь в безумных гримасах. Они зрели в небесах своих древних врагов и ненавидели их – как ненавидели тех и люди, так же как и шранки обращавшие свою ненависть на более совершенные, нежели они сами, образы.

Но если убожество приводит к однородности, совершенство порождает многообразие. Около тридцати трёх квуйя продвигались к пролому, и при всём сверхъестественном сходстве их черт выражения их лиц ни разу не повторялись, и каждое из них искажали сильнейшие чувства – убийственная холодность, чудовищная скорбь или же веселье, рождающее судорожный смех. Даже Целостные казались словно бы одурманенными, ибо многие квуйя полагали, что битва по своей сути есть Ри – то есть нечто, пребывающее вне любых законов и предполагающее отсутствие какой-либо сдержанности. Горбясь над сиянием своих Теорем, они хихикали и рыдали, вопили и считали вслух, обрушивая опустошение и погибель на кишащие белёсыми личинками просторы.

Обве Гёсвуран всегда славился какой-то по-особому безрассудной отвагой, превосходя в этом отношении даже своих суровых и властных собратьев по ремеслу. Там, где прочие словно бы блуждали в лабиринте, он безошибочно придерживался золотого пути, сворачивая, делая выбор или же сходя с тропы именно там, где это было необходимо.

Он гораздо быстрее чуял опасность, чем осознавал её.

* * *

Лязганье доспехов и вой гвардейцев-уршранков разносились в обрамлённой металлом пустоте.

– Множество раз, – прорычал ужасающий и великий Скутула, – поглощали мы девственных дочерей человеческих.

Анасуримбор Серва мчалась сквозь непроглядную тьму, перепрыгивая через обломки и мусор, расположение которых открылось ей перед тем как исчезли последние источники света – угасшие языки пламени. Она слышала скрипение и стук, исходящие от примерно сотни или чуть больше того инверси, пребывающих внутри того самого мрака, в чрево которого она устремлялась. Самая нижняя из галерей, учитывая перекошенные плиты перекрытий и заваленный грудами мусора пол, была чуть просторнее тесной пещеры. Потолок накренился параллельно проходу, оставив лишь небольшую щель, открывавшуюся в атриум, где с топотом и грохотом перемещался древний враку.

– Но мы не чуем запаха твоего девичества…

Ни одна из тварей не подозревала, что экзальт-магос уже рядом, – во всяком случае поначалу. Серва промчалась меж ними с той же лёгкостью, с какой дитя пускает пузыри. Исирамулис скакал из стороны в сторону, изощряясь в акробатических пируэтах. Уршранки едва успевали вскрикнуть или слегка хрюкнуть, как, хватаясь за смертельные раны, уже падали наземь. Она успела убить пятерых до того, как перед ней оказался носитель хоры. Он умер так же глупо, как и предыдущие твари, но его предсмертные корчи привлекли остальных, тут же бросившихся в её сторону, вслепую разя темноту, что хоть и выглядело нелепо, но, тем не менее, было довольно опасно. Прекратив свою охоту, она просто развернулась и побежала в обратную сторону, преследуемая буйной, по-кошачьи завывающей толпой…

– Жена ли ты, – с присвистом прохрипел могучий враку, – или же шлюха?

Вернувшись назад, к светлеющему на фоне абсолютной черноты пролому Оскала, она на краткое мгновение припала к земле – достаточно надолго для того, чтобы её изящный образ отпечатался в глазах охотящихся на неё. Она чувствовала, как на находящихся перед ней галереях поднимаются хоры – лучники прицеливаются в открывшуюся их взорам фигуру. Она слышала колыхание венчика рогатой короны дракона, ощущала дрожь земли, исходящую от его туши. Она увидела, как инверси выскочили из галереи, по которой она только что бежала, увидела их искажённые гневом и яростью нелюдские лица…

Она приготовилась прыгнуть, глазами души узрев пересекающиеся траектории выпущенных в её сторону хор.

– Нет! – воскликнула она, совершая мгновенные расчёты. – Я ведьма!

Огонь. Огонь охватил всё вокруг, превращая грязь в стекло, воспламеняя осколки костей и уничтожая выскочивших гвардейцев.

Теперь ей пришлось бороться ещё и со светом, исходящим от пылающих тел.

И она насчитала восемьдесят семь.

* * *

Он отлично помнил её – саудиллийскую шлюху, к которой они с Ликаро оба наведывались в молодости. Остерегайся этого шакала! – как-то предупредила она его. – Ибо он навлечёт на тебя погибель!

Свирепые речи, произносимые с усталостью, неотличимой от мудрости. И всё же Маловеби сомневался, что она была способна в полной мере предвидеть, что с ним в действительности произойдёт.

Обезглавленный. Оказавшийся в заложниках у Нечестивого Консульта – или, скорее, у поглотившего Консульт дунианского кошмара.

А в ладони спорящих дуниан сейчас пребывало всё человечество – сумма всей когда-либо существовавшей на свете любви, итог всех мук и трудов. Аргументы были подобны рычагам и шестерёнкам. Высказывания и факты оценивались не по радению или тревоге говорившего, но лишь согласно их убедительности – вне зависимости от того, насколько они противоречили тому, что свято…

– Ты понял, Брат? Текне – и есть Логос.

Понимание всегда сопровождает опасность. Маловеби, постоянно наблюдавший за тем, как Ликаро подталкивает их глуповатого царственного кузена к нужным ему решениям, слишком хорошо знал это. Понять значило оказаться перемещённым. Понять значило стоять на пороге веры…

– Ты принял наш Довод?

Он чувствовал это даже сейчас, размышляя над возможностью того, что Истина и Святость не одно и то же. Как бы Айенсис ликовал и злорадствовал!

– Проклятие это препятствие…

И хотя его разум и сопротивлялся, сердце Маловеби, казалось, ушло в пятки от настигшего его всеобъемлющего осознания – это не люди.

– Помеха.

Как инхорои, являясь вариацией шранков, были созданы, чтобы верить в то, во что им предначертано было верить, так и эти Танцующие-в-Мыслях – эти дуниане – были созданы, чтобы постигать и покорять.