Бесы пустыни - Ибрагим Аль-Куни

Он стоял всего в двух шагах от него и глазел на него с любопытством сродни человеческому. Удад разглядывал его и заметил в краешках глаз непонятные слезы, в них сквозила тайна. Он вдруг услышал, как сам произнес помимо воли:

— Ты кто?

Дикий баран не изменил позы. Он чуть-чуть сузил веки, словно прилагая усилие воли и размышляя, как ответить.

Слезы укрупнились и повисли на его длинных ресницах, точь-в-точь как у прекрасной девы. Он опустил голову в стыдливом жесте невинности, что подтолкнуло Удада повторить свой вопрос:

— Ты, что ли, оборотень? Ты священный баран? Скажи мне по секрету.

Тот поднял голову в сторону отдаленной скрижали, подвешенной к вершине, потом обернулся кругом со спокойствием и мудростью долгожителя.

Удад продолжил заигрывание:

— Ты чего хотел сказать мне? Ты чего-то хотел передать по секрету? Ты что, посланец?

Тот сделал шаг вперед. Встал у него над головой во весь свой величественный рост, нависая так, что стал отчетливо слышен его запах. Запах этот обычно чуяли все, кто поднимался и заходил в устье пещеры, любой пещеры в Тадрарте. Он задрал правую лапу и стал теребить землю, покрытую острым щебнем.

— Ты видел, что со мной стряслось? — спросил Удад. А потом продолжал с большей уверенностью:

— Ты им скажи, я явился не за тем, чтобы могилы осквернять или клады раскапывать. Я пришел только затем, что пари заключил. Они понимают, что такое пари, об заклад биться? Ты им скажи, что хватит уже этого землетрясения на горе, хватит меня змеями да совами пугать!

Визитер опять затеребил землю копытом. Удаду припомнились все подробности его долголетней дружбы с представителями этой благородной породы и он прошептал:

— Ты ведь тайну мне сообщить хочешь. Ты хочешь… Чего? Что ты сказал? Повтори, что ты сказал…

Почтенное животное бросило на него быстрый взгляд. Потом двинулось и полезло вверх по скалам. Он заметил, что зверь устроился на одной каменистой вершине и сверху наблюдает за ним. Шерсть его блестела в серебристом свете луны, он прыгнул и скрылся меж скал и теней лунного света.

На исходе третьего дня он начал подъем к неприступной скрижали.

Вчера, когда приступил он к выполнению своего последнего долга, оборвалась его связь с равниной и пропала земля. Пропала до нижних склонов горы, и началось прямое возвышение к самому небу. Окрепло вечное покрывало, окутывавшее вышнюю вершину и скрыло вид мира нижнего. Пропала панорама гряды Акакус и вершин заколдованной четы — даже Сахара скрылась. Он никогда не предполагал, что Идинан окажется таким высоким. Его удивило, что высота горы с земли не представлялась такой мифической, неприступной до такой степени. Тайна, конечно, крылась в лисаме густой пыли, которой небеса стремились окутать вершину горы, ее голову, что взяли себе на вооружение люди Сахары, сделав себе подобие такой же маски и завесы.

Следы живых тварей на этой высоте также обрывались. В расселинах он натыкался на остатки гнезд соколов, развеянные ветром и изглоданные со временем солнцем, почти завершившим их исчезновение. На грудях пещер начертили свои образы и символику тифинага предки — оставили на твердых стенах свои рукописи, разводы и рисунки, покрытые слоем пепла и белой глины. Возле небольшого жерла одной из пещер он обнаружил талантливое изображение галош дикого барана, наполовину скрытое слоем белых отложений. Он взял камень, вознамерившись стереть наносное и обнажить гранит. Белая глина крошилась, превращаясь в пыль и прах, разлетаясь в воздухе. Наверное, это был язык потопа, что лизал здесь своды и покрыл илом рисунки. Он следил за красными линиями, продолбленными в скале, пока не обнаружил перед собой величественную фигуру дикого барана с непокорной головой и высоко поднятой грудью, туловище его было худощавым, шерсть взъерошенной, тронутой сединой наверху. На голове возвышалась башня из двух изогнутых рогов, а вниз свисала коническая борода.

О господи! Это же он, тот самый таинственный дикий баран, который навестил его после злосчастного землетрясения. Те же черты, все на месте. Такая же величавая фигура. Все тот же таинственный, грустный взгляд. А под правым копытом передней ноги выбиты знаки тифинаг черно-бурого цвета. Он попытался разобрать их, прочесть. Обнаружил, что часть букв скрыта под слоем мела, взял камень, вновь принявшись за полировку гранитной стены. Символы проступили наружу. Он прочитал древнее послание. Завет предков. Прародители говорили ему в этом завете: «Стой и слушай: кто спустился вниз, подымется, а кто подымется вверх — опустится». Он прочитал текст дважды. Трижды. Улыбнулся. Все тот же язык выгравированных посланий, что на скалах Тадрарта. Завораживающий, непонятный язык, каким вещают заветы: смысл первой фразы теряется во фразе последующей. Язык-игра, язык сокрытий, играет иносказаниями, рассеивает в воздухе намеки и символы. Предки мастерски играли в эту игру. Те же речения они использовали, когда чертили карты и планы с местонахождениями колодцев и кладов. Если читатель не был умен и искусен, умудрен опытом, он был обречен на гибель от жажды, головой лежа на краю колодца. Если захотел прочесть речение предков, надо было бодрствовать. Вот чему его научили скрижали Тадрарта.

И вот — здесь они прибегли к той же хитрости. Стой и слушай. Кто спустился вниз — подымется, а кто поднялся вверх — опустится. В чем тут смысл? Символику и буквы письма он различил, но надо же разобрать, что значат эти символы. Разбор таинственных знаков посланий предков требует гораздо большего времени, чем правильное прочтение по складам и определение букв в таинственной азбуке.

Он не отрицал, они были мастаки на всякие премудрости, на укладывание их в детские фразы. Да. Он прочел много таких изречений, которые на первый взгляд казались наивными и детскими, а когда он представлял их мудрым пастухам, те указывали ему на сокровенные мудрости Сахары, почище всяких сокровищ. Мудрые жители Сахары отнюдь не рыщут по пещерам в поисках золотых карт, они проделывают длинный путь по лабиринтам этих пещер, отыскивая следы мудрости и жизни. Один из пастырей наставил его однажды: пренебрежительное отношение к изречению только потому, что оно кажется непонятным и по-детски наивным, есть глупость невежды, который заплатит за это собственной жизнью, и, напротив, если уделишь такой фразе должное внимание, спасешь свою жизнь и приникнешь к устам колодца.

Так что же они хотели внушить ему этим намеком? Что хотели передать мудрым языком прародителя, вечного священного дикого барана? Что это за игра слов, в чем тут секрет? Они имеют в виду, что тот, кто спустится вниз, обретет спасение на равнине, а поднявшийся наверх, сгинет на вершине? Что, за подъемом кроется падение в пропасть мрака? В подземный ход ночи? Да. Что больше всего нравилось нашим предкам, так это словесная игра противоречий. Указать на смысл его отрицанием. Они практиковали такую тайнопись, пользуясь своей азбукой тифинаг, чтобы защитить смысл своих указаний, преградить к ним доступ всяким любителям и чужакам. Пастухи много тренировали его в прочтении зашифрованной азбуки, говорили ему, что это непременная необходимость для понимания, где может находится устье колодца и вообще путь к избавлению. По той самой хитрости, что он выучил с их слов, этот высеченный предками в скале завет у подножия дикого барана должен гласить: «Кто опустился вниз, не поднялся, а кто поднялся наверх, не спустился». Так, что ли?