Приз - Полина Дашкова

В десять его разбудила Марина.

Он вскочил, как ошпаренный, тупо уставился в ее счастливые,тщательно накрашенные глаза.

— Который час? Мне никто не звонил?

Она улыбнулась, поцеловала его, погладила по голове.

— Конечно, звонили.

— Кто?

— Не кричи так. Все хорошо. Звонили из пресс-центра. Вдвенадцать ты должен быть на пресс-конференции. Не волнуйся. Сейчас толькодесять. Прими душ, побрейся, а я приготовлю завтрак.

* * *

Перед тем как уйти из больницы, Григорьев попросил врачазаглянуть к Рейчу.

— Произошел несчастный случай с его молодым другом. Мнепришлось сообщить.

— Я же предупреждал вас, ему нельзя волноваться, — сказалврач.

— Он бы все равно узнал. Не сегодня, так завтра.

Кумарин ждал на лавочке, в больничном парке. Григорьев селрядом, закурил.

— Ну, что? — спросил Кумарин.

— Не знаю. Плачет. Молится.

— Тогда все в порядке.

— Будем надеяться.

— Вы собираетесь сообщать Макмерфи, кто отправлял конверты?

— Я буду все валить на Рики. Ему уже безразлично, а старикалучше оставить в покое.

Кумарин сорвал веточку лиственницы, понюхал.

— Наверное, это правильно. Вы телефон оставили. Вам звонилаМаша.

Григорьев взял у него свой мобильный, начал набирать номер.

— Не надо. Как раз сейчас она спит. У нее была долгаябессонная ночь. А до этого — сумасшедший день. Вам рассказать? Или выпо-прежнему не желаете узнавать что-либо о вашей дочери от меня?

— Рассказывайте, — вздохнул Григорьев.

Человек Кумарина был внедрен в группу, которая отправиласьпо вызову Арсеньева на территорию бывшего пионерлагеря. Он же оказался всоставе группы, которая приехала в квартиру Дмитриева. Кумарин выложил всюинформацию, которую получил от этого человека. Только не стал рассказывать, какарестованный Данилкин держал дуло у Машиной головы.

Григорьев слушал молча, курил, вертел в руках телефон.

— Ну вот, а теперь поехали завтракать, — сказал Кумарин иподнялся, — ну что вы опять молчите?

— Думаю.

— Поделитесь мыслями.

— Еще немного подумаю, потом поделюсь.

— Да, я забыл самое главное, — сказал Кумарин, когда онисели в машину, — Машу из квартиры Дмитриева повез домой майор Арсеньев. Изнаете, он остался у нее ночевать.

В небольшом зале, где проходила пресс-конференция, былохолодно. Работало несколько мощных кондиционеров. Евгений Николаевич Рязанцевне сомневался, что это кончится в лучшем случае бронхитом. Сочетание уличногопекла с искусственным холодом в машине и в помещениях действовало на негоужасно. Он уже слегка покашливал, в горле першило, и голос звучал глухо,хрипло.

Он знал, что конференция транслировалась в прямом эфире поодной из популярных радиостанций и через полчаса после окончания будет подробноосвещаться во всех новостях, сегодня до глубокой ночи и завтра утром. Еесобрали для того, чтобы официально объявить о готовящемся объединении трехглавных оппозиционных политических партий и выдвижении единого кандидата навыборы президента России.

Формально претендентов на должность нового единого лидерабыло пятеро. Евгений Николаевич Рязанцев возглавлял самую крупную и влиятельнуюиз трех партий, «Свободу выбора», и был номером один. Лидеры двух других партийимели слишком скандальную репутацию, постоянно грызлись между собой, невыдерживали ни одного совместного публичного выступления без грубых и злыхвзаимных упреков и практически не имели шансов на победу. Они были вчерашнимилюдьми в политике.

Существовали еще независимые кандидаты. Из них наконференции присутствовал только один, вернее — одна.

Популярная демократическая дама-политик Светлана ПавловнаКулакова.

Рязанцев сидел между нею и Вовой Призом. Кулакову он зналуже пятнадцать лет и не ждал от нее сюрпризов. Она вполне комфортнорасположилась в своей политической нише, успела сколотить хороший капиталец,наелась популярности до отвала и теперь лишь лакомилась, появлялась только насамых свежих и забавных публичных мероприятиях. С самого начала было оговорено,что ее участие в новой политической акции носит чисто декоративный, таксказать, эстетический характер. Раньше она бы взбесилась, выслушав такие условияигры, надавала бы дюжину скандальных интервью о мужском шовинизме идискриминации женщин. Но это раньше. По сути, она тоже была вчерашним человекомв политике. Высокая, чуть располневшая к своим пятидесяти, пережившая триразвода, четыре замужества, две пластические операции, она сидела справа отРязанцева, то и дело трогала белокурую челку, щелкала под столом застежкойсумочки из змеиной кожи. Рязанцев мог поклясться: сейчас она думает о том, какбы поскорей достать пудреницу и убедиться, что с лицом все в порядке. Навопросы журналистов она отвечала вяло, надменно и не проявляла никакогоэнтузиазма.

Владимир Георгиевич Приз сидел слева и, наоборот, проявлялэнтузиазм. Он был на двадцать лет моложе Кулаковой и Рязанцева.

Евгений Николаевич чувствовал себя ужасно старым, каким-товыжатым и ненатуральным. Многолетние усилия по созданию своей политическойхаризмы казались пустой нелепостью, пошлостью. Вот она, жизнь, молодая,здоровая, крепкая. Вот оно, природное обаяние лидера, за которым нет никаких специальныхусилий. Щеки его небриты не потому, что щетина в моде, он просто не успелпобриться. Глаза припухли, мало спал. Голос мягкий, низкий, с легкойестественной хрипотцой. Вся страна знала, что он курит дешевый «Честерфильд»,любит пельмени и жареную картошку с луком. Всей стране это было интересно.

На конференцию Приз явился с небольшим опозданием. ЕвгенийНиколаевич приехал значительно раньше, и ему пришлось проходить сквозь стройпоклонников и поклонниц Приза. Подростки в футболках с его портретами, старикис плакатами, на которых были его портреты. Они ждали своего кумира и наРязанцева не обратили внимания.

Потом, стоя у окна, Евгений Николаевич видел, как подъехалаего машина, как он вышел в сопровождении мрачных молодцев из команды Егорыча.Толпа ожила, закипела. К Призу тянулись руки, у него брали автографы, тряслитранспарантами с его портретами и лозунгами «Очнись, Россия!», «Хочу Приза!»,«Вова, мы с тобой!». Скандировали хором: