М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории) - Михаил Иванов

ни взять – наглотавшийся воды пловец), а рядом – он видел, но никак не мог понять, реальность это или продолжение видений, – возвышалась массивная фигура в сером балахоне и смотрела на его конвульсии угрюмо. С большим трудом до Максуда начало, наконец, доходить… Не дождавшись желаемого результата, фигура подняла руку и ещё раз толкнула его в плечо тяжёлой, как накатившая океанская волна, ладонью.

– Эй, как тебя там, уснул, что ли? Твоя вахта.

Затем перевозчик, старший на плоту, Аварэ, поглядел на Бинеша, скользнул недовольным взглядом по Сошедшему-с-Небес.

– Сказки хороши, когда нечем заняться, а у нас полно работы. Проверьте-ка груз, чтоб не болтался, как дерьмо в кишках. Узлы подтяните покрепче. Потом займёте место у вёсел, по двое. Да не отходите, ждите приказаний: океан неспокоен.

***

Возбуждённость водной стихии и в самом деле нарастала. Похолодевший ветер, крепчая, вызывающе грубо ерошил загривки своенравных волн, и те нервничали, взбрыкивали всё яростнее, безумея от такого обращения. Толстая отполированная жердь рулевого весла дёргалась и рвалась из рук, и Максуд покрепче зажал её под мышкой, удерживая всем телом. Да всё равно тяжко – долго ли он так выстоит? Ага! Вон Гулям таки спешит на подмогу!..

Максуд щурился от попадавших в глаза солёных брызг и думал о том, что удалось ему сегодня извлечь из памяти. И ярче всех едва ли связанных друг с другом образов был окружённый сияющим ореолом профиль…

***

…Ай да Лётчик! Не соврал, выходит! Стронулся клубочек-то, закрутился, разматывая нить! Пусть пока ничего не понятно, сплошной сумбур в голове – но это пока! Лиха беда начало! Правда вот, сумбур этот оказался… неожиданно болезненным. Ну почему это так больно – вспоминать?.. И всё же, не помнить – в дюжину дюжин раз мучительнее! Нет, не зря, не зря он, Максуд, поддержал тогда разговор о потерянной памяти! И не зря он после пытал себя впустую, но не отступил: дождался-таки момента истины, когда внезапно, можно даже сказать прихотью случая, обнаружился – до сего момента абсолютно мифический в представлении Максуда, навроде белоснежного ишака с крыльями и рогом во лбу, о котором рассказывают маленьким детям, чтобы те быстрее засыпали, – триггер!

– Неудачи не должны закреплять в сознании мысль, что ты бёшься головой о непробиваемую стену, – иначе и вправду начнёшь тупо колотиться в неё! – заявил Лётчик, когда ему надоело вновь и вновь безуспешно пытаться разговорить Максуда, мрачного и злого после очередного провала с воскрешением памяти.

– О чём ты?» – буркнул, сделав вид, что не понял, Максуд.

– Неудача – вовсе не окончательное поражение: она является стимулом к новому штурму, новому манёвру. М-м… И, кстати, один практический совет…

– Всего лишь? – фыкнул Максуд.

– Не питай надежд, когда приступаешь к делу, а просто сосредоточься на процессе.

– Ну сразу легче стало!

– Хм-м… Может, стоит попробовать зацепиться за что-то, что всегда было с тобой? – предложил Лётчик, пропустив мимо ушей ворчание Максуда.

– Не будешь ли так любезен говорить яснее? У меня мозги от загадок сводит!

– Ну, к примеру… Скажи, ты всегда знал, что ты – Максуд?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, откуда взялось твоё имя – на лбу-то не написано, как тебя зовут? Ты знал его всегда, или вспомнил, или…

– Как раз на лбу-то и было написано, – оборвал Максуд Лётчика, усмехнувшись. – Я, конечно, не видел – как увидишь-то? – но люди не слепые – прочли.

Лётчик вдруг уставился ему в лицо – с удивлением и, кажется, жалостью. Однако ничего не сказал – хмыкнул и надолго задумался, шагая рядом по тропе. А Максуд… или, правильнее, тот неизвестный, у которого однажды обнаружили это имя прямо на лице, ухватился за кончик нити…

Ночью океан совсем взбесился: почернел, наполнился грохотом. Одержимый как будто целой армией демонов, ветер рвал волны, наотмашь бросаясь горстями холодных колючих брызг. Максуду стало так плохо, что он не мог подняться. Рискуя быть смытым с плота, он так и переполз на брюхе поближе к краю и лежал там, уцепившись за верёвочную оснастку, чтобы перехлёстывавшие через голову волны уносили блевоту. Правда, это оказалось лишним: сведённый постоянным спазмом желудок давно был пуст.

Бинеш чувствовал себя не лучше: даже сквозь рёв шторма Максуд без труда разбирал его стоны. Каково приходилось их товарищам, разместившимся на других плотах, отнюдь не было нужды напрягать воображение. Теперь Максуд с тоской вспоминал Гору – такую непоколебимую, надёжную, с которой не соскользнуть в почерневшую от гнева пучину…

А вот Сошедший-с-Небес держался молодцом, даже помогал перевозчикам управляться с такелажем. Однако попрактиковаться в ремесле морехода ему довелось недолго: парус в итоге пришлось спустить – разъярённый мотавшейся перед ним мокрой тряпкой, ветер рвал и трепал несчастное полотнище так, что прочное, но весьма примитивное плавучее сооружение опасно кренилось, рискуя лишиться и груза, и команды. Затем и рулевое весло, как ранее и все остальные вёсла, было вытянуто на палубу и надёжно закреплено. Экипаж сгрудился поближе к центру плота, спешно перехватывая себя вокруг талии верёвками, привязываясь друг к другу и к мачте. Слышались слова молитвы. Это всё, что могли сделать люди, – дальнейшее зависело уже не от них. Плавучий островок, как и судьбы находившихся на нём, был полностью отдан на волю стихии.

Максуд лежал, скрючившись и зажмурив глаза, в щели между мешками. Волны перекатывались через него, порывы ветра пинали в спину, выбивая дух. «Умирать всегда больно…» – вспомнились слова Сошедшего-с-Небес. «Так же ли больно, как и воскрешать память?» – подумал Максуд. Лицо девушки, сияющее слабым внутренним светом, стояло перед глазами…

Глава 7

Даже самая малая капля, упав в воду, порождает на её поверхности круги. Где та капля? Растворилась без остатка давным-давно. Но водная гладь всё ещё колышется, и расходятся волны, поднимаясь и опускаясь…

***

По всему плоту валялись лопнувшие под ударами волн и оттого выглядевшие потрошёными рыбьими трупами мешки. Содержимое их опустевших дерюжных брюх было рассыпано повсюду, и экипаж избитого бурей плавучего острова – Сошедший-с-Небес, Максуд, Бинеш и сами перевозчики – все до единого, включая Аварэ, – бросив другие дела, битых полдня елозил на коленях, сначала горстями, а затем и щепоть за щепотью выбирая между брёвен застрявшие там крохи концентрата. Тем не менее, несмотря на столь исключительные старания, итоги оказались неутешительными: значительную часть груза смыло штормом, и от прежнего объёма осталось меньше четверти. Перевозчики зло матерились и поглядывали хмуро – кто украдкой, а кто и не скрываясь – на взятых ими пассажиров. Что они думали при этом – несложно