Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр

– В пятнадцать лет принцесса уже не должна так часто болеть, мадам. Я знаю, для девушек это сложный возраст, ведь я растила Урсулу, но у ее милости чересчур болезненные и нерегулярные месячные, к тому же она страдает от сильных головных болей.

– Ей многое пришлось вынести, – сказала Екатерина, подавляя в себе растущий гнев на то, что Мария так страдала. – Трения между мной и королем, должно быть, сильно ее беспокоили. Я видела это.

– Это так, мадам. Принцесса любит его милость и вас одинаково, но мне ясно, что она больше сочувствует вам, хотя никогда не осуждает короля. Она часто говорит, что хотела бы увидеть вас и утешить. Кроме того, мне известно, что она тревожится о своем будущем. Ее воспитали очень набожной, и я полагаю, она находит большое утешение в религии.

– Мария с детства была неравнодушна к вере. И я рада, что теперь она находит в ней утешение.

– Я тоже, мадам. Похоже, для нее в вере воплощено ощущение безопасности, которое она испытывала в детстве, до того как начались неприятности, – это некая сфера неизменного в постоянно меняющемся мире. Меня не удивило заявление принцессы, что она ненавидит ереси в любых формах. Не могу описать вам, как расстраивают ее все эти реформы последнего времени, она даже не хочет это обсуждать.

Екатерина едва не расплакалась. Бедная Мария!

– Мой дорогой друг, – сказала она, – пожалуйста, передайте ей, если эта тема возникнет в разговоре, что я не теряю присутствия духа и у меня есть верные друзья, которые меня поддерживают. Скажите ей, чтобы она оставалась такой, какая есть, полагалась на Господа, как я, и верила, что все будет хорошо. И как всегда, следите за тем, чтобы она хорошо питалась, гуляла на свежем воздухе и была занята делом. Пусть у нее не остается времени думать о своих тревогах. Я же, со своей стороны, буду регулярно писать ей и приезжать так часто, как только смогу.

В апреле состояние Марии заметно улучшилось. Оставив ее на попечение Маргарет Поул, Екатерина вернулась в Гринвич. Здесь ее ожидали приятные вести. Сессия парламента закрылась, и никакого заявления по поводу ее брака сделано не было – пока. Екатерина немедленно написала императору, побуждая его оказать влияние на папу, чтобы тот вынес решение до нового созыва парламента в октябре.

Генрих продолжал разыгрывать представление, будто они с Екатериной все еще благополучно женаты, несмотря на тот факт, что леди Анна была у всех на виду. В начале мая король с королевой вместе обедали в зале для приемов, вокруг них стояли придворные. Шапуи тоже присутствовал там, наблюдал за происходящим, слушал все, что доносилось до его ушей. Генрих дружелюбно беседовал с Екатериной, держась в рамках приятных тем. Она отвечала благосклонно, хотя из-за беспокойства о Марии ей требовалось прилагать к этому усилия. В то утро Екатерина получила сообщение от Маргарет Поул: принцессе стало немного хуже. Новость возродила угасшие было опасения, что Марию все-таки могли отравить. Екатерине казалось неправильным наряжаться в дорогие одежды и есть вкусную пищу с золотых тарелок в то время, когда ей следует ехать к дочери.

Поэтому Екатерина была не в том настроении, чтобы легко отнестись к появлению Анны Болейн. Та пришла позже всех, сделала реверанс и уселась – когда все остальные стояли – на стул у стены зала. Эта женщина думает, что может вести себя как хочет, и Генрих позволяет ей это. Он даже улыбнулся и кивнул в сторону Анны, а та не усовестилась бросить триумфальный взгляд на королеву и усмехнуться.

Екатерина собралась с духом и повернулась к Генриху. Она не повышала голоса, но слова ее были хорошо слышны всем, чего она и добивалась.

– Сир, вы не отошлете это бесстыжее создание?

Генрих вспыхнул:

– Нет, мадам, я этого не сделаю.

Наступила тишина, как будто все придворные разом задержали дыхание. Только леди Анна улыбалась с видом победительницы, эта сцена явно забавляла ее. Генрих выглядел взбешенным, потом сделал над собой очевидное усилие, чтобы подавить гнев.

– Могу я положить вам силлабаба?[20] – тихо пробормотал он, как будто ничего не случилось.

На следующий день Екатерина ощутила мощь его гнева. Она провела бессонную ночь, беспокоясь о Марии. Ради собственного спокойствия нужно было ехать к ней.

Когда она разыскала Генриха, он принял ее холодно. Губы короля были плотно сжаты, взгляд леденил.

– Сир, не отпустите ли вы меня навестить Марию? Она все еще нездорова.

– Поезжайте, если вам угодно, и оставайтесь там! – резко ответил он.

На этот раз в значении его слов ошибиться было невозможно.

– Сир, я не покину вас ни ради дочери, ни ради кого бы то ни было другого на свете! – в отчаянии заявила глубоко разочарованная и готовая расплакаться Екатерина. – Может быть, Марию можно доставить ко двору?

– Нет! – отрезал Генрих. – Ей лучше оставаться там, где она находится. Она в хороших руках. А теперь, если у вас больше нет вопросов, мне нужно заняться делами государства.

И Екатерина поняла: он предпочел отослать ее.

На следующий день Екатерина переполошилась: ее ожидала депутация лордов и епископов из Тайного совета. Все они встали перед ней на колени.

– Нас послал король, мадам, – объяснил Эдвард Ли, назначенный вместо Уолси архиепископом Йорка. – Епископ Рима прислал нунция передать его милости, что дело его может быть рассмотрено только в Риме, и нигде больше. Естественно, король никогда на это не согласится, даже если папа отлучит его от Церкви. Поэтому он просит вас проявить благоразумие, отозвать свою апелляцию из Рима и подчиниться решению университетов.

Екатерина встала:

– Я его законная жена и останусь ею, пока римский суд не вынесет вердикта.

Она остановила твердый взгляд на стоявших перед ней мужчинах. Неужели они не опасаются за свои души?

Архиепископ громко сглотнул:

– Могу ли я напомнить вашей милости, что король теперь глава Английской церкви и не признает авторитета Рима?

– Папа – единственный истинный наместник Христа на земле, и он один имеет власть решать дела духовные, к которым относится и брак! – упорствовала Екатерина. – Я люблю и любила своего супруга-короля так сильно, как может женщина любить мужчину, но я ни на миг не вступила бы с ним в отношения как жена, если бы это противоречило голосу моей совести. Я пришла к нему девственницей, и я его верная жена. Какие бы мнимые доказательства противного ни приводили мои недоброжелатели, я знаю все лучше, чем кто бы то ни было другой, и заявляю вам: все они лживы и фальшивы. Отправляйтесь в Рим и спорьте там с другими, а не с одинокой женщиной!

– Но мадам… – начал было герцог Саффолк.

Екатерина резко оборвала его:

– Бог наделил моего супруга очень чуткой совестью, но я намерена соблюдать только те правила, которые установлены Римом. И передайте королю, что я готова слушаться его во всем, за исключением того, в чем должна покоряться двум высшим силам – Богу и своей совести.